Война на экране: между европейской и российской традицией

Празднование Дня Победы проходит в России под знаком демонстрации новой серии телевизионных фильмов о Великой Отечественной войне. Режиссерский и актерский уровень этих фильмов, качество спецэффектов — среднее, но миссия более чем значительна — подготовить население к празднику, заложить необходимые смыслы и значения.

Великая Отечественная война — одно из немногих событий в истории России, которое способно объединить разные общественные группы с самыми вариативными идеологиями. Помимо парада победы на Красной и иных площадях страны, георгиевских ленточек, которые потом еще долго можно увидеть на самых неожиданных местах автомобилей, существует еще один мифообразующий феномен — кинематограф.

Кадр из фильма «Рябиновый Вальс»

Любая история — это не о прошлом, а о настоящем. Современный взгляд, как зрителя, так и режиссера, привносит в фильмы о войне современные смыслы. Иногда подспудно, а иногда — напрямую, в виде фантастических перемещений современных героев во времена военных действий («Мы из будущего», 2008). Восприятие войны через призму кино — один из самых сильных инструментов воздействия на общественное сознание. В каждой национальной культуре есть своя традиция создания военных нарративов, в том числе и в кино.

Личное vs. общественное

Европейская традиция в нарративе (литературе, поэзии, кинематографе) — это история индивидуальная. Это же характерно и для военного кинематографа. Для западного человека война переживается через личную трагедию, так как она разрушает привычные связи, вырывает человека из мира повседневности. Герой западного военного кино глубоко индивидуален, это его личная трагедия. Общественная трагедия создается из совокупности таких личных трагедий. Для западного кино война — это социальный контекст, который выявляет скрытые качества, нарушает течение жизни людей, становится причиной точки невозврата, когда уже невозможно попросить прощения за совершенные до войны ошибки («Искупление» | Atonement, 2007).

Российская традиция военного кино — это в первую очередь история коллективного действа, движения к единой цели. В советской и частично российской традиции войны воспринимаются как способ проявить себя и отдать долг коллективному бессознательному в виде мифической фигуры Родины.

Кадр из фильма «Пианист»

В западном кино мы практически не увидим общества как некого самостоятельного актора. Общество — это фон, контекст, но никак не действующее лицо. В советском, а затем и российском кино, общество — это коллективный актор, выраженный в лице типичного бойца Красной армии, разведчика, снайпера, партизана.

Как ни странно, такое коллективное понимание войны стало наиболее актуальным в период 2000-х, когда миф о едином народе, победившем общего врага, стал крайне необходим для легитимации и поддержания властных мифов.

В европейском кино мы видим позиционирование героя в ситуации изменения социальной реальности, разрушения устойчивых практик. Тогда как в советской традиции режиссеры и сценаристы позиционируют героев в уже заданных обстоятельствах, создавая впечатление, что герои долгое время существуют в условиях военного времени. Что в принципе объяснимо, так как Советский союз перманентно жил в ситуации ожидания внешней угрозы.

Основная задача героя в российской традиции — выполнить боевое задание, ценой жизни защитить Отечество. Для европейца — сохранить свою жизнь для семьи, для близких людей. Традиция героя-дезертира, заложенная Эрнестом Хемингуэем в его «Прощай оружие» и «По ком звонит колокол», где герои теряют жизнь не за победу, а их смерть — упрек тем, кто развязал войну, актуальна и для фильмов о Второй мировой войне. Вероятно, именно поэтому фильм Михаила Калатозова «Летят журавли» (1957), оказавшийся близким и понятным европейцам, стал первым и единственным советским фильмом, получившим «Золотую пальмовую ветвь» в Каннах.

Маргинальное vs. официальное

Советская и российская традиция отображения войны на экране сосредоточена на официальной стороне: фронт, военные действия, парад. При этом официальная сторона — лишь внешняя сторона медали. Вопрос о том, как чувствует себя человек, вернувшийся с войны, может ли он заново интегрироваться в общество — остается за кадром советского и массового российского кинематографа. Тот факт, что часто люди, пережившие войну, так и могут вернуться к привычной мирной жизни, опускается, так как не вписывается в парадную картину мифа о героях-победителях.

Кадр из фильма «Искупление»

Современное немассовое российское кино стремится заполнить эту лакуну, и рассказывает нам о явлениях, имевших место быть, но воспринимавшихся как маргинальные на общем фоне советской жизни. Как чувствовали себя в период войны люди, которые не вписывались в официальную советскую систему: «предатели Родины», неудобные этносы (вроде поволжских немцев), интеллигенты и «враги советской власти»? Об это повествуют фильмы Веры Глаголевой «Одна война» (2009), Виталия Мельникова «Агтибригада «Бей врага!» (2007), «Рябиновый вальс» (2009) Алены Семеновой, многосерийные телевизионные фильмы «Ленинград» (2007) Александра Буравского, «Жизнь и судьба» (2012) Сергея Урсуляка. Эти фильмы пробрасывают мост к европейской традиции отображения судьбы человека, а не государства.

Локальное vs. глобальное

Масштабные картины военных действий, стратегические маневры и тактические задачи — помогают режиссерам крупными мазками описывать глобальный уровень разворачивания военных действий на экране. Современные компьютерные технологии позволяют моделировать поля сражений, взрывы и эпические сцены войны любого масштаба («Сталинград», 2013). Но в этой ситуации судьба конкретного человека — только винтик в огромной военной машине государства. Наблюдая за развертыванием действий на фронте, мы часто забываем о том, как существовала в этой ситуации другая часть страны, в которой тоже шла своя война на выживание.

Война не начинается в одно мгновение, причины ее лежат глубоко в общественном сознании воюющих сторон. Это не развитие военной техники и не создание нового типа вооружения, которое не терпится испробовать. Истоки в самом обществе, которое планомерно под влиянием мифологии приходит к идее о том, что некое другое общество ограничивает его интересы или занимает жизненное пространство.

Если герой военного фильма в России органичен в своем настоящем положении на войне, и мы можем только догадываться о его жизни вне войны, то для западного кино характерно позиционирование человека на войне как нетипичное и ненормальное. Мы всегда видим или четко понимаем, какое место герой занимал в обществе до войны и что ему было терять.

Если в советской традиции образ тыла — это заводы, которые работали на фронт, эвакуация, блокада. То европейцы пытаются разобраться с разрушенной бытовой реальностью, когда уже не столь важны правовые нормы и законы о собственности, а люди выживают на уровне животных инстинктов («Заблудившиеся» | Les Égarés, 2003).

Кадр из фильма «Мальчик в полосатой пижаме»

Как переживают войну дети? Если в советской традиции — это дети-партизаны, то для европейской — потерявшиеся в пространстве, дети-евреи, которых уничтожают наравне со взрослыми, и которые находят свое место в этих страшных условиях («Мальчик в полосатой пижаме» | The Boy in the Striped Pyjamas, 2008; «Жизнь прекрасна» | La Vita è bella, 1997). Что происходит с миром искусства и культуры, с людьми искусства («Последнее метро» | Le dernier métro, 1980; «Пианист» | The Pianist, 2002; «Закон противоположностей» | Canone inverso, 2000)? Имеет ли какое-нибудь значение достижения человеческой цивилизации, когда речь заходит о том, чтобы выжить? На эти вопросы пытаются ответить кинорежиссеры.

Война — универсальный феномен человеческой цивилизации, основной принцип которого — уничтожить врага физически или морально — остался неизменным, несмотря на развитие технических средств ведения войны. Военное время — это период открытого конфликта и противостояния, когда начинают действовать жесткие законы борьбы за выживание.

Кадр из фильма «Жизнь прекрасна»

Однако война не начинается в одно мгновение, причины ее лежат глубоко в общественном сознании воюющих сторон. Исходные причины — это не развитие военной техники и не создание нового типа вооружения, которое не терпится испробовать. Истоки в самом обществе, которое планомерно под влиянием мифологии приходит к идее о том, что некое другое общество ограничивает его интересы или занимает жизненное пространство.

Кинематограф — один из современных инструментов формирования массового сознания. И от того, какой будет показана война на экране — славной и победоносной, или страшной, ломающей судьбы и отнимающей жизни — будет зависеть степень толерантности общества и элит к насилию.