На театре явно проснулся интерес к Ибсену. В начале прошлого сезона Кама Гинкас поставил в Александринском театре «Гедду Габлер» — в конце этого появляются «Враги народа». Лев Додин в Питере только что выпустил премьеру, и в Москве выходят два спектакля по этой пьесе: один вот-вот выйдет на большой сцене театра Маяковского, другой играется в странном месте творческим объединением с названием, вполне подходящим для театрального проекта, — «Гнездо».
На фоне премьер в «больших» театрах интересно выглядит постановка «Гнезда», где зрители оказываются внутри постановки еще до начала. Странное место, где Александр Гнездилов, художественный руководитель объединения, ставит свой спектакль, — это здание в самом центре Москвы, имеющее отношение к партии «Яблоко». Смелый шаг для молодого режиссера — так открыто заявить о своих политических симпатиях, потому что быстро становится понятно, что пребывание в этом здании — это не случайная аренда зала, когда играют, где пускают.
Гнездилов так обозначает не только свои политические предпочтения, но отвечает на вопросы, которые ставит Ибсен в этой пьесе: как жить интеллигенту, когда большинство тебя не просто не принимает, а объявляет врагом народа. На программку помещен эпиграф из Григория Явлинского: «В меньшинстве быть не стыдно, стыдно быть в стаде». «Судьба людей повсюду та же». У того, кто решается пойти против большинства, ограниченный набор действий. Можно уйти со сцены, как это сделал доктор Стокман. Можно остаться в меньшинстве, но не идти на поводу у требований большинства, их разумных резонов, и занять ту позицию, которая возмущает это самое агрессивное большинство, требующее поплясать под свою дудку.
Спектакль играется в пространстве, меньше всего предназначенном для актеров. То ли конференц-зал, то ли просто пустое офисное помещение. Тут не разгуляешься с мизансценами, реквизитом, акустикой. И именно это удачно использовано режиссером, вместо обычного спектакля, представившего чтение по ролям. И все претензии снимаются: читка она читка и есть. Первая прикидка, знакомство с персонажем, пока никакого актерского рисунка, разработки характеров. Актеры выходят со своими экземплярами пьесы, без намека на костюмы, хотя есть детали, на которые обращаешь внимание.
У Петера Стокмана (Эрвин Гааз, актер Театра на Таганке), мэра города и брата главного героя, вместо папки с текстом электронное устройство для чтения. Статус обозначен. На столе Аслаксена (Евгений Елсуков, артист Театра имени Станиславского), владельца типографии и председателя Союза домохозяев, стоит дырокол, которым он настойчиво стучит, не столько прокалывая бумаги, сколько компостируя мозги этих самых домохозяев, этого темного оплота любого общества. На столе дочери доктора Стокмана (Светлана Бельская) лежит книжка Льюиса, как символ тех иллюзий, которые она в своем пугающем праведном ригоризме напрочь отрицает. И она брезгливо отшвырнет эту книгу, как ложную и вредную. На столе доктора — бутылки воды. Те самые, вокруг которых сыр-бор.
Актеры и зрители сидят вперемежку за столами, расставленными в круг. Читка-семинар. Все участники, все смотрят друг на друга. «Здесь все слышно» — эта фраза из пьесы становится условием действия. Иногда кажется, что актеры ждут и твоей реплики. История врача, который обнаружил в воде смертоносные бактерии и призывает закрыть курорт, благодаря которому город может процветать, сейчас звучит очень современно. Антибуржуазный пафос Ибсена нисколько не потускнел. Городские (читай: государственные) интересы, манипуляции общественным мнением, продажность прессы, угрозы семье, клевета, обвинение в желании неправедной наживы, рассуждения о черни и народе — просто «Новая газета».
Но главное — это выбор интеллигента, когда надо одному идти против всех. У Александра Гнездилова (доктор Стокман) при всей схематичности постановки — почти готовая роль, в которой он очень органичен. Он напоминает такого старорежимного интеллигента, который и бабочку умеет носить, и беспомощно всплескивать руками, но, если закусит удила, если его вынуждают отступить и уступить, так разойдется, что готов чуть ли не с гневом библейского пророка призвать на голову своего родного города, который он любит, все проклятия, вплоть до истребления. Больше всего в игре Гнездилова подкупает искреннее неверие — до последнего — в возможность человека пойти на подлость ради вульгарной наживы, которая выдается за радение о благе города и народа.
И публицистичность пьесы, и специфические условия работы вроде бы не дают возможности проявить актерские умения, но даже в таких стесненных условиях им удается дать себе волю. Стычки братьев Стокманов, один из которых защищает истину и жизнь горожан, потому что вода смертельно опасна, а другой — прагматичные интересы, акции (далее - везде), — очень энергичны и по-настоящему драматичны. Эрвин Гааз, актер, принадлежащий более старшему поколению, демонстрирует тот уровень профессии и уважения к театру, когда условия работы не имеют никакого значения. Читка? Пожалуйста. Но вот только он и Гнездилов не восприняли это как разрешение не знать текст. Когда находишься с актерами буквально в одном кругу, то начинаешь ценить и замечать любую мелочь: наклон головы, напряжение рук, точную интонацию.
Речь актеров на сцене давно стала каким-то говорком. Поэтому так неожиданно слышать, как удивительно правильно, не акцентировано, а естественно звучат монологи доктора Стокмана или менторские интонации его чиновного брата. Такая речь — это такое же проявление порядочности и духовного аристократизма, внутренней свободы, о чем так страстно будет звучать важнейший монолог доктора. И это, видимо, составляло предмет особого внимания режиссера, потому что такая речь характерна и для молодых актеров. Им и дыхания хватает на длиннющие монологи, и предложения они правильно интонируют, и ударения все на месте.
Гнездилов вообще дает им поиграть, когда, казалось бы, совсем негде. В этой пьесе нет психологических ходов, женские роли скорее технически условные, но молодые актрисы Анастасия Плюснина (Новый Арт Театр) и Светлана Бельская находят возможность показать, что у них есть потенциал. Перед антрактом Анастасия Плюснина, уже отойдя к кулисе, вертит в руках бутылку воды, вроде бы обычной, сомневаясь, а так ли она опасна, подносит ко рту, не решается выпить, потом, махнув рукой, выпивает. Из ничего возникает замечательный этюд, вдруг оживляющий и приземляющий споры, из которых и состоит пьеса.
Виталий Кудрявцев, играющий журналиста, из простых, помимо того, что демонстрирует продажность прессы и полную зависимость от подписчиков, в ответ на рассуждения Стокмана о губительности серой массы, выскакивает из-за условной кулисы, митингово заявляет, что гордится своим плебейством и выкрикивает: «Слава Норвегии!». И на фоне больших монологов этот плакатный, грубоватый мазок тоже смотрится хорошо, еще раз подтверждая, что от серости до характерного взмаха руки — один шаг.
Вообще чтение по ролям — удивительно удобная форма. Когда все персонажи, которые не разделяют взглядов доктора, постепенно покидают игровое пространство, остается только дочь, такая же ригористка, как отец, — и зрители. И Александр Гнездилов, начиная главный обличительный монолог, выглядит как руководитель политического семинара, напрямую обращаясь к зрителю. И это находку можно было бы использовать, если показывать этот спектакль, скажем, в студенческой аудитории, а после спектакля буквально включить их в обсуждение. Спросить их, а вы с кем? Что-то подсказывает, что ярлык врага народа так и останется на докторе. Потому что Ибсен коснулся вещей, куда более сложных, чем просто социальные противоречия. Истина и правда толпы — это противоречие по сути, не преодолимое, похоже, никогда. А толпа так просто своего не уступает.
Эта драма идей, выбор интеллигента, в чем-то даже страшного в отстаивании своих убеждений, выглядит сегодня немного ходульно, и монологи затянуты, и практически нет действия, но подкупает серьезность актеров, решившихся на этот эксперимент. Некоторым пока эти монологи как-то великоваты, они еще не вполне в них обжились, но опять же многое оправдывает жанр читки. Спектакль равен себе, закончен и самодостаточен и — открыт для развития. Это очень смелый шаг молодых актеров — подать классическую пьесу без назойливого и суетливого осовременивания как актуальное высказывание, требующее от зрителя ответа.
.60b.jpg)
