Два фильма, американский «Жасмин» Вуди Аллена и российский «Кококо» Дуни Смирновой, вышедшие в прокат почти одновременно, на первый взгляд, не очень похожи: разный жанр (американская драма и наша комедия, впрочем, не без драматичности), сюжет, настроение. При этом одно очевидное сходство бросается в глаза: на экране действуют две героини, принадлежащие к разным социальным слоям, но вынужденные в силу обстоятельств делить общую крышу. Их привычки, образ жизни, мировоззрение сталкиваются, что создает острые коллизии, иногда комические. Если присмотреться, есть еще одно сходство: как в одном, так и в другом фильме у истории «двойное дно», за привычным столкновением представительниц разных классов скрываются общие культурные коды и социальные представления. Режиссеры не просто рассказывают свои истории, но и размышляют о ценностях и приходят к довольно печальным выводам.
Сюжет обоих фильмов заключается в том, что две женщины оказываются в одной квартире. В «Жасмин» они неродные сестры, Жасмин и Джинджер, удочеренные одними и теми же родителями, и родители объясняют разность их судеб различными генами, что не раз повторяется на протяжении фильма. Жасмин приезжает к своей сестре, так как больше ей деваться некуда: она разорена, муж покончил с собой в тюрьме. Ее более бедная сестра готова ее приютить. История каноническая. В «Кококо» — случайные попутчицы, но с героиней второго фильма Лизой, которая дает приют Вике, все сложнее. У нее в принципе нет обязательства селить у себя случайную попутчицу, но издевательский вопрос бывшего мужа: «Ты сразу ее прописывать будешь или как?» оказывается пророческим: сначала Вика ночует у Лизы, потом остается на отпуск, потом — навсегда. При этом ей есть куда пойти, и вся эта история исключительно Лизина инициатива, ее порыв и ее желание.
Отметим различие в сюжетной канве: в американском фильме разоренная, но все-таки богачка приезжает к бедной, но в нашем наоборот. Да, наверное, за океаном представители более высокого класса не бегают за представителями более низкого в надежде их осчастливить, это исключительно наша черта. Ну а вниз скатиться каждый, увы, может, поэтому бедным приходится частенько тесниться и становиться еще беднее, это не так необычно.
Интересно, что представительницы этого более высокого класса отличаются друг от друга больше, чем представительницы более низкого. То есть культура у нас разная, а бескультурье похоже. Более высокие героини одеты в фильмах совершенно по-разному: Chanel и Fendi. Наряды Жасмин подбирались тщательно, для консультации был приглашен известный немецкий модельер, что Кейт Бланшет считала невероятной удачей. Ну, так создать образ светской дамы нелегко, а стиль — это не фунт изюму. Аню Михалкову, похоже, никто не консультировал, да и ее героиня Лиза вряд ли пользуется услугами стилиста, подбирая уютные водолазки и деревянные украшения, образ вершит безумная серая шляпка — это вовсе для комического эффекта. То есть у Жасмин и Лизы мало общего, даже внешне. Но насколько похожа Джинджер на Вику (или Вика на Джинджер)! Одни и те же короткие юбки и куртки, фигура, манеры. Они бы поняли друг друга. Вероятно, аналог Жасмин можно найти и в современном русском обществе, но тут никакой коллизии бы не случилось, это была бы такая «бывшая Вика». Неинтересно, и все-таки наша культура не про нее.
Кадр из фильма «Кококо»
Что же тогда стоит за «высоким» и «культурным»? Что отличает разные социальные классы в России и США? Деньги? Ну, не совсем, даже для Америки. Cкорее, желание подняться по социальной лестнице, выбиться в люди, самореализоваться, получить признание. Этой темой Жасмин и заражает Джинджер, и та временно поддается. В нашей среде это какой-то аналог образования, но не образование само по себе, а принадлежность к определенному классу избранных, которые это образование ценят, для кого умственная деятельность реальная необходимость. Лиза в своем сексапильном монологе о народе и его бедствиях говорит о вине интеллигенции и о том, что «с нами занимались с детстве». Это, возможно, ключевой момент. Как-то так получается в новое время, что есть те, которые заботятся о детях, а есть те, которые вообще не заботятся, и дети заботятся о себе сами. И заботятся, получается, те самые «интеллигентные родители», хотя, казалось бы, какая связь между начитанностью и отношениями с детьми? Но вот выходит, что именно книжная культура смягчает нравы, и тот, кто умеет читать в широком смысле, тот и умеет все остальное. И чтение, и вообще приобщение к культуре — очень активный и деятельный процесс, требующий личностной инициативы и высокой мотивации, потому что общественный порядок и естественный ход вещей никак тебе не помогут, скорее, загубят на корню желание построить нормальные отношения с ребенком или что-нибудь еще. В общем, получается, что это та же самореализация, только в иных общественных условиях, когда тебе не помогают, а ты противостоишь.
В американском фильме Жасмин вынуждена устраивать свою жизнь по-новому, искать работу, учиться. В российском то же самое пытается сделать Вика, правда, только с активной помощью ее новой подруги. При этом, как в «Жасмин», так и в «Кококо» героиня из более высокого класса пытается донести до менее удачливой подруги свои жизненные принципы, переделать ее и «поднять до себя». Конечно, Жасмин это делает не так, как Лиза, то есть без гуманистического надрыва, не навязываясь. Но держать при себе свое мнение о Чили, ухажере Джинджер, не считает нужным. Можно сказать, что представительницы двух разных социальных классов пошли навстречу друг другу, пытаются как-то сосуществовать и взаимодействовать. Но у них ничего не выходит: оба фильма кончаются крахом.
На протяжении всего фильма Жасмин рассказывает, снова и снова, о своем счастливом браке с мужем, о своей жизни до его разоблачения. Она рассказывает об этом всем, кто с ней пересекается, упоенная прекрасными воспоминаниями. В какой-то момент зрителю становится ясно: муж обманывает Жасмин, она принимает за счастье его внешнюю оболочку, призрак, иллюзию, а он-то давно ее обманывал. Но все гораздо хуже, Жасмин и сама знает, что счастья не было, мало того, как выясняется, она сама и разрушила жизнь своего мужа и свою собственную — сдала его полиции в отместку за измены. И, несмотря на это, она продолжает жить воспоминаниями. Ее воспоминания — иллюзия вдвойне, она знает и всегда знала, что счастье с мужем — фикция, муж — мошенник, деньги — украденные. А несчастье не свалилось на нее внезапно, она сама его устроила, не в силах вынести грустного факта, что реальность отличается от мечты. И даже после конца, разорения и разрушения всего, мечта продолжает владеть ей, и, естественно, что ей недалеко до безумия. В финале фильма она сидит одна и разговаривает сама с собой, бездомная, одинокая, сумасшедшая.
Кадр из фильма «Жасмин»
В каком-то смысле то же самое происходит и с Лизой: реальность оказывается отличной от того, что она представляет, пытаясь облагородить неожиданную подругу. Стать своей в кругу интеллигенции оказывается просто невозможно, образования для этого недостаточно, понять друг друга невозможно, диалог совершенно бессмыслен, одно «кококо». «Круг» восстает, не принимая Вику, а скоро их представления о том «что такое хорошо, а что такое плохо» приходят в полное противоречие. Внезапно, уже после того, как все различия выяснились, а взаимные претензии прекратились, Лиза все-таки не выдерживает и начинает Вику душить, а потом — сдает в полицию. Вот так вам, кто не отвечает нашим представлениям о прекрасном. Задушим своей любовью, в прямом смысле. Впрочем, финал открытый.
Обе героини на разных этапах от жизни чего-то ждут, а когда жизнь им отказывает, готовы убить виновника своего разочарования. Они страдают не только от своего личного разочарования, они пытаются воплотить в жизнь идеальную модель общественных отношений, американскую мечту (у них) и русскую идею (у нас).
Изначально и в идее, и в мечте лежит представление о равенстве, даже нет, желание равенства, идея и мечта — это представление о том, как этого равенства достичь. Утопичность мышления говорит о том, что равенство возможно. В Америке равенство подразумевает равенство возможностей, каждый может стать миллионером, героиня летит на запад («gowest, youngman»), вдогонку за мечтой. Потом оказывается, что эта мечта совершенно пуста и иллюзорна. Героиня находит не золото, а блестящую шелуху от новогодней игрушки. И такую же пустышку она предлагает сестре: на вечеринке, куда приходят сестры, за Джинджер начинает ухаживать, как всем кажется, более достойный кавалер, чем Чили. Начинается роман, но тут же бесславно заканчивается, так как о похождениях нового героя узнает его жена. Джинджер кажется, что она поднимается по социальной лестнице, но, это все иллюзия, шелуха, обнаружив это, она возвращается к Чили, и погружается в свои отношения, с пиццей и пивом перед телевизором, и все это так некрасиво, но реально.
В России идея о равенстве подразумевает совестливое участие богатых в жизни бедных, их братское единение. Да, кому-то повезло больше, но при этом он имеет какой-то практически родственный совестливый долг помогать обездоленным, он даже, получается, в чем-то виноват и должен искупать свою вину. Например, в основе сочувствия преступникам, которых, по Достоевскому в России называли «несчастными», лежит глубинное осознание своей единой сущности со всем падшим человечеством. Но героиня «Кококо» терпит поражение, хотя и действует в русле национальной идеи. Так же как и Жасмин: едет на Запад, готова учиться и начинать с нуля, но оказывается запутанной в собственной лжи.
В национальном мифе есть какая-то живая основа, ясная и очевидная мысль, общая для всех. Выше уже было сказано, что стремление к образованной жизни, та самая «интеллигентность» — это попытка противостоять пропаганде в ненормальном обществе, желание отстоять свою точку зрения, состояться в человеческом смысле слова, что, в общем, является ядром концепта «самореализации» в американской культуре. С другой стороны, правило «богатые помогают бедным» также не вызовет недоумение у американца. То есть национальная идея — она не такая уж и национальная, и вполне может расти, меняться, обогащаться за счёт других. Странные перекосы начинают происходить, когда идея начинает руководить человеком уже помимо его сознания, и его конкретные представления о том, как эта идея выглядит в жизни, становятся важнее самой жизни. Обе героини терпят крах из-за того, что идея уже не находит адекватного воплощения. Кажется, так просто сказать: это я могу, а это — уже нет. Вот здесь у меня получилось, а там — не вышло. Но нет, это трудно, даже невозможно, как же так, я же думала, что я другая и жизнь другая. Кажется, если будешь упорствовать, можно повлиять на жизнь, но она таким образом не поддается. Да и повлиять на нее нельзя, можно только ей довериться. А там уже можно подумать, как сделать ее получше, как приблизить мечту о равенстве и счастье для всех.
Только так, без фанатизма.
.60b.jpg)
