Имена и названия не важны — интересны явления. Как можно осуждать проникновение в частную жизнь и показ по государственному телевизору результатов подглядывания, в то время как сам когда-то весьма спокойно, если не сказать совсем мягко, реагировал на такие же явления в отношении другого человека?
Как можно осуждать антисемитизм, подвергаться многолетней травле антисемитов, но при этом активно поддерживать на выборах вместе с русскими националистами националиста?
Как можно злорадствовать по поводу расистской записи в твиттере фигуристки и быть совершенно глухим к расистским выпадам в прямом эфире журналистки?
Как можно негодовать по поводу кражи голосов на выборах и одновременно одобрять такие же факты в биографии других организаций?
Как можно ругать коррупционеров во власти и одновременно поддерживать комбинаторов, которые во власть не входят, но войти хотят?
Можно.
На том основании, что есть чужие и свои, противники и друзья. Но тогда есть единое поле, с едиными правилами игры, на котором играют две команды. И, в сущности, вопрос здесь решает сила, а не разница принципов. Имеешь ресурс — можешь навязать зрителям своё понимание. И пусть трепещет слабый враг.
Но если дело обстоит так, то оппозиция теряет нравственное преимущество — а ведь это самое ценное, единственное, что должно бы её отличать от людей, которые находятся сегодня во власти. Это единственное, что должно дать зрителям основание сказать — эти другие, потому что у них иные принципы.
Почему так получается?
Может быть потому, что одни были при власти и силой случая, а не благодаря идейным принципам из неё выпали? Может быть, дело в том, что для сформировавшихся в девяностые и нулевые поколений не было уже места во власти, но они вдохновлялись комбинаторством правителей и лишь силой случая очутились в оппозиции? Может быть потому, что носитель нравственных ценностей — интеллигенция, почти ушла с общественной сцены?
Возможно, сила принципов не может определять политику. Но она может оказывать влияние. Особенность нашего политического развития, нашей страны в том, что этого нет.
Поэтому так легко свои становится чужими, чужие — своими. А наблюдающая публика переходит от восторгов к проклятиям и от проклятий к славословиям. И нет ей дела до честности, нужна ей сила. Хотя бы эта сила села завтра ей на шею.
.60b.jpg)
