Детский спектакль говорит о добре и зле с малышами — но и со взрослыми. Александр Гнездилов — о спектакле «Муха-Цокотуха» в Московском театре марионеток.
Стремление «удержать на поверхности жизни отмирающие и отживающие формы быта», (под которыми имелась в виду всего-навсего свадьба). Вот с такими формулировками попала в 1925 году под запрет советской цензуры «Муха-Цокотуха» Корнея Чуковского. Тогда она еще называлась «Мухина свадьба». Но и после того, как автор внес в свое произведение редакционные правки, изменив, в частности, название сказки на известное нам — гонения продолжились.
В 1929 году общее собрание родителей Кремлевского детского сада усмотрело в сказке «восхваление мещанства и буржуазного накопления». Вскоре началось раскулачивание крестьянства — и под удар попали строки «А жуки рогатые / Мужики богатые». Ни жукам, ни мужикам быть в советской стране богатыми не полагалось.
Сегодня в это трудно даже поверить. Читается и слушается как анекдот. Нам проще теперь увидеть в «Тараканище» предсказание грядущего сталинизма, нежели в «Мухе-цокотухе» политическую крамолу. Может быть, через годы наши внуки и правнуки будут так же слушать истории о депутатшах Госдумы, осуждающих секс с представителями другой расы.
Началось раскулачивание крестьянства — и под удар попали строки «А жуки рогатые / Мужики богатые». Ни жукам, ни мужикам быть в советской стране богатыми не полагалось.
К счастью, сегодня (и уже довольно давно) «Муха-цокотуха» — признанная часть «золотого фонда» отечественной сказочной классики, не только литературной, но и сценической. Театр Натальи Сац, Театр Владимира Назарова, Театр «Русская песня», Театр на Юго-Западе, Театр на Перовской и многие другие обращались в последние годы и десятилетия к сказке Чуковского.
Недавно состоялась премьера спектакля «Муха, Муха-Цокотуха» в Московском театре марионеток, в постановке Александры-Марии Бондаревой. Как и во всех подобных случаях, перед режиссером стояла не самая простая задача. Детей в театр приводят родители. Одно дело, когда речь идет о произведении вроде «Острова сокровищ» или «Трех мушкетеров». Другое, когда сказка рассчитана на совсем маленьких. Взрослые как бы априори соглашаются потерпеть и принести в жертву час или два своего времени, ради нового поколения. Но у режиссера Бондаревой был свой план.
Классическая история Чуковского, разыгранная куклами-марионетками, была ею с выдумкой дополнена внешним сюжетом, ориентированным прежде всего на взрослых зрителей и разыгранным живыми актерами. Мы видим летнюю дачную жизнь Чуковского, посещающих его пионеров, день рождения его дочери Муры, которой и дарит сказку к празднику любящий отец. Всё это чистая фантазия, не претендующая на безусловный историзм: сказка была написана, когда Мурочке еще лишь исполнилось 3 года, а ее день рождения был в феврале. Все персонажи в белом, кроме типа в черном, наблюдающего из сада за окнами дачи. Потом, в сцене схватки Комара с Пауком, он окажется своего рода двойником кукольного злодея. В костюме этого «черного человека» возле Чуковского вроде бы также нет примет времени. Эпоха заключена в самом наличии рядом с писателем этой мрачной тени.
Именно поэтому я начал текст с напоминания о травле Корнея Ивановича в 1920-е! Удивительным образом, постановка Бондаревой строго находится в нише детского утренника, но, одновременно, в работе с детьми решает важнейшие общественные задачи, способствуя, например, формированию и сохранению исторической памяти в новых поколениях россиян.
А спектакль получился очень легкий, стильный и красивый (но не гламурный). Он наполнен музыкой и работой света, игровой стихией театра. Нападение паука сделано в меру пугающе, достаточно, чтобы произвести впечатление на современных маленьких зрителей эпохи «Гарри Поттера» — и в то же время так, чтобы не покинуть при этом пределов игры.
Много разных находок: и содержательных, сюжетных (чтобы коротенькая сказка смогла бы стать полноформатным спектаклем), и изобретений формальных, рукодельных. Последние слегка приоткрывают ребенку изнанку кукольного театра, где сложенный определенным образом листок бумаги становится после прикрепления нити беззаботно порхающей мушкой.
В костюме этого «черного человека» возле Чуковского вроде бы также нет примет времени. Эпоха заключена в самом наличии рядом с писателем этой мрачной тени.
Еще одна «придумка» постановщика: колоритные «южные» торговцы-жуки после продажи Мухе самовара пляшут лезгинку, доставляя покупку до дома новой владелицы. Тут мне вспомнились строки Леонида Филатова, который на основе сюжета «Мухи-Цокотухи» великолепно пародировал манеру различных поэтов. Вот, кажется, из стилизации под Юрия Левитанского, другое нешаблонное видение того же продавца самовара:
За прилавком — грустный продавец.
Неврастеник. Умница. Вдовец.
В том, как он берет у вас червонец,
Чувствуются Чехов и Чюрленис.
Вопреки всем заложенным аллюзиям, а точнее — мирно уживаясь с ними, «Муха, Муха-Цокотуха» Театра марионеток погружает и взрослого зрителя в чудо театра: в радость игры, в доверчивое принятие ее правил, в открытое чувствование и переживание, в детство. В мир прямого, открытого сражения добра со злом, где пауки не смеют безнаказанно лишить жизни слабого, где добро — маленькое, но смело встающее на защиту попавшего в беду — идет на грозного врага и побеждает.
А в конце, на поклонах, вместе с конфетти из хлопушек, актеры запускают в публику сложенные бумажные самолетики. Как говорил гениальный режиссер XX века Андрей Александрович Гончаров: «Телеграмма в зрительный зал!» Дети радостно ловят самолетики — а взрослые возвращаются к нашей современной реальности.
.60b.jpg)
