Принято полагать, что основная голосующая часть нашего населения сугубо безыдейна и голосует на выборах исходя из подачек, шкурных интересов и такой же шкурной боязни. Интеллигенция же, протестное движение, в противовес обывательскому большинству действует на основе принципов и идеалов, ценностей свободы, равенства перед законом, прав человека, демократии и т.д.
Её выбор определяется горными высотами духа. Таково устоявшееся представление многих, и в первую очередь — самих себя к интеллигенции и относящих.
Любопытно, однако, что не менее правдоподобной выглядит в настоящее время и прямо противоположная картина мира.
Обывательское большинство не питает никаких иллюзий в отношении власти и прекрасно понимает, что голосует за уменьшение социальных гарантий, рост цен на жилье и транспорт, закрытие социальных объектов в сельской местности, неясную и подозрительную пенсионную реформу, вопрос об отмене материнского капитала и бюджетную экономию на развитии страны, образовании и культуре.
Но голосует, голосует исключительно за имидж сильного государства, максимально неограниченный суверенитет, непрерывный рост расходов на силовые структуры и армию, слияние церкви и государства, активное вмешательство политиков в личную жизнь граждан, внешнюю политику, основанную на дружбе с диктаторами и вражду с США и Европой.
Конечно, это выбор имиджевый, но выбор и идеологический. Массовый избиратель скорее откажется от улучшения качества медицины, но не поддержит сторонников возвращения России на естественный для нее европейский путь развития.
То есть, на словах-то он, быть может, и за улучшения в социалке. Но на практике, голосом своим — он поддерживал и поддерживает команду Путина в составе Голиковой, Фурсенко, Шувалова, Кудрина, Зурабова, Ливанова и других.
Он голосует за устои, привычку, традиции. Консервация привычных общественных отношений и представлений важнее, чем реальное развитие. Важнее не отменить призыв, создав взамен высокооплачиваемую и способную эффективно современные задачи армию, а сберечь традиционное представление о мужественности и номинальную цифру численности вооруженных сил, радующую душу.
Этот выбор во многом мифологический, но в этой мифологичности глубоко идеалистичный и идеологичный, лишенный всякой прагматики, ценностный и принципиальный.
Интеллигенция, в значительной своей части, наоборот, доказывает сегодня свою способность менять точку зрения по принципиальным вопросам в зависимости от потребностей момента (реальных или навязанных пропагандой в авторитетных для интеллигенции СМИ и соцсетях — вопрос отдельный).
Отсюда, кстати, и использование различных рейтингов и данных опросов общественного мнения как технологии в политической борьбе, позволяющей без труда управлять человеком, боящимся, что голос «пропадет», и желающим ставить на победителя.
Вот этот страх не угадать, подсознательная готовность присоединиться к чужому, а не настоять на своем ведет к полной потере какой-либо политической ориентации и самым фантастическим перевертышам со стороны многих в нашей просвещенной публике.
Достаточно взять хотя бы отношение к национализму. Принципиально несовместимая с либерализмом идеология оказывается вполне приемлемой, если нам заботливо объяснили, что конкретный националист ну очень хорош в остальных отношениях и к тому же единственный имеет шанс победить (опять же не беру вопрос о том, реальность это или пиаровский миф).
И оказывается, что практическая деятельность Гитлера по заделыванию дыр на дорогах немецким автобанов и борьба с коррумпированными чиновниками Веймарского правительства куда важнее многим «либералам», чем любые принципы и ценности. Прежде всего, равенство перед законом людей любой национальной принадлежности. А также — право и способность каждого человека принадлежать той или иной культуре вне связи с этническим происхождением. Именно в этих двух вопросах любой политический национализм неминуемо и непримиримо сталкивается с либерализмом.
Но эмоциональный порыв, требование перемен (причем любых), а главное — возможность успеха (реальная или вымышленная пропагандой, повторюсь — не суть важно в данном вопросе) оказываются куда важнее содержательных вопросов.
Не случайно так повисло в пустоте августовское обращение Ганнушкиной, Графовой, Алексеевой, Ковалева и Рогинского к либеральной интеллигенции. Тех, в признании чьего морального авторитета все время расписывались — предпочитают не услышать и замолчать.
Теперешний фаворит протестной тусовки не любит мигрантов и, значит, публично высказывать другое мнение, да просто иметь его, это другое мнение по данному вопросу — не нужно и вредно.
Как говорил покойный Виктор Черномырдин, «принципы, которые были принципиальны – оказались непринципиальны».
Вот господин Шендерович на «Эхе Москвы» в конце августа:
«В Навальном есть поэзия политики. Он знает, что он прав. В нем есть осознание собственной правоты! И это делает его политиком. Обратите внимание, он ведет себя с позиции силы. Он – осужденный уже практически, дискредитированный и так далее — он ведет себя с позиции силы. В нем есть эта поэзия. Эта поэзия, конечно, привлекает. Люди чувствуют, что он настоящий».
А вот другая цитата:
«Казалось, что он раскованно и откровенно делился своей озабоченностью относительно будущего. Его иронию смягчал юмор уверенного в себе человека...
Первоначальная робость вскоре исчезла; теперь он уже повысил тон, заговорил внушительнее и с большой силой убеждения. Это впечатление было намного глубже, чем сама речь, от которой у меня в памяти осталось немного.
Сверх того, меня захватил прямо-таки физический ощущаемый восторг, вызываемый каждой фразой оратора. Это чувство развеяло в прах все скептические предубеждения. Противники не выступили. Отсюда возникло, по крайней мере, на какое-то время, ложное ощущение единодушия.
Под конец Гитлер, казалось, говорил уже не для того, чтобы убеждать, гораздо в большей степени он казался человеком, уверенным в том, что он выражает ожидания публики, превратившейся в единую массу. Так, как если бы речь шла о простейшем деле в мире — привести в состояние покорности и повести за собой студентов и часть преподавателей двух крупнейших учебных заведений Германии.
Притом в этот вечер он еще не был абсолютным повелителем, защищенным от всякой критики, напротив, он был открыт нападкам со всех сторон».
Это Шпеер, будущий главный архитектор и министр вооружений Третьего Рейха — о том, как он впервые увидел Гитлера в 1931 году.
Как сходны эти два вроде бы образованных и развитых человека разных эпох и стран в своей поразительной беззащитности перед «поэзией силы», «поэзией» не знающей сомнений правоты.
И ведь Шендерович со Шпеером вовсе не одиноки в этой своей нежной привязанности к «настоящему», «убежденному», «единодушному». Евгения Альбац в эфире того же «Эха Москвы» уже объяснила любую критику националистических взглядов Навального завистью к его мужской харизме.
Получается, что убеждения существенной части тех, кого мы привыкли полагать интеллигенцией и либералами, имеют место лишь до тех пор, пока их не побеждает желание быть с сильным и протестная потребность уйти от нынешнего положения вещей. Уйти не так уж важно куда.
Хотя... Не трудно догадаться, по какой эпохе ностальгируют сторонники Немцова, Прохорова и других подобных политиков. И это тоже выбор себялюбивый и циничный по отношению к большей части общества.
Впрочем, следует и еще один неприятный вывод. Получается, что большая часть либеральной богемной тусовки не стала сторонниками Путина не потому, что оказалась достаточно умна, принципиальна и последовательна в своих взглядах – а потому, что Путин пренебрег этой аудиторией, предпочитая ей другие социальные слои.
И в этом смысле антипутинские настроения в этой псевдо-либеральной элите оказываются всего лишь ревностью брошенки.
И вся нынешняя медиа-, арт- и бизнес-поддержка харизматичного выдвиженца «Альфа-групп» оказывается объяснима жаждой реванша внутриэлитных групп и их обслуги, оказавшихся в 2000-е годы выдавленными на периферию истеблишмента, сформированного при их активном участии в 90-е.
Итак, есть группа людей, выбор которых определяется глубокими внутренними убеждениями, для которых убеждения важнее, чем реальная выгода. Сколько бы они не говорили об обратном и не прикидывались так называемыми «простыми людьми», хата которых с краю.
И есть люди, убеждения которых носят на самом деле характер внешний, не настоящий, не серьезный и ими всегда с легкостью можно пренебречь в ситуации серьезного политического выбора, разменяв убеждения на копейки того, что задано в их кругу, как политическая целесообразность или личная эмоциональная симпатия. Опять же: сколько бы не утверждалось между выборами обратное, и как бы эти люди не претендовали быть умом, честью и совестью страны.
Конечно, легко доказать, что в нарисованной мной картине есть серьезные натяжки. Несомненно. И даже не надо доказывать. Я сам с легкостью данное обстоятельство признаю и вполне его понимаю. Да, это полемическое преувеличение, для максимальной ясности моей мысли. Но натяжек этих ничуть не больше в моем преувеличении, чем в той картине мира, которую мы привыкли рисовать себе сегодня.
Ничуть не больше приблизительности и неточности, чем в удобной и приятной для Фэйсбука схеме, состоящей из безгласных, неосмысленно голосующих за власть бюджетников и угнетенный ими креативный класс, свободомыслящий и принципиальный, лучшую часть общества, ответственное и осмысленное меньшинство.
В реальности со свободомыслием, и с принципиальностью, и с ответственностью за свой выбор, да и с осмысленностью этого выбора тоже — дела обстоят довольно неважно у всего общества.
.60b.jpg)
