«Восточное партнерство» — важная и интересная программа Европейского Союза. Сразу оговорюсь: глупо и неверно противопоставлять эту программу Таможенному Союзу и ЕвразЭС, полагать, что одно противостоит другому. В моих глазах «Восточное партнерство» имеет две основные задачи.
Первая — это привнесение на постсоветское пространство лучшего из сформировавшейся после Второй мировой войны в западной Европе политической культуры. Вторая — содействие решению многочисленных вопросов стабильности и безопасности, достижение внутреннего и международного согласия.
Преодоление конфликтов, а не создание новых, — вот в чем образ «Восточного партнерства». При этом, в силу своего пока довольно размытого статуса, программа может позволить себе смелые и нестандартные подходы, которые невозможны как для отдельных стран, так и для объединений с четко очерченным статусом.
«Восточное партнерство» — это интересный и серьезный политический start-up, которых сейчас по многим причинам не хватает, в этом его плюсы и возможная сила.
Первое, что может, на мой взгляд, «Восточное партнерство» — это начать искать ключи к преодолению «замороженных конфликтов» путем такой дипломатии, которая недоступна Европейскому Союзу и ОБСЕ по их статусным причинам. «Восточное партнерство» может налаживать контакты и диалог с кем-угодно, независимо от самоназвания, — лишь бы это было полезно.
«Восточное партнерство» может уделять гораздо больше внимания общению с представителями всего политического и общественного спектра стран-участниц, сделать такое общение содержательным, — так, чтобы оно способствовало построению адекватных прогнозов и достижению смелых результатов, направленных на мир, безопасность, свободу и благополучие людей. Сказанное касается в первую очередь Закавказья, а также территории Молдовы.
Второе по порядку, но не по важности (определить порядок важности в таких вещах вряд ли возможно) — тема Украины. В Украине растет поколение людей — и они уже входят в практическую политику — которое не помнит советской власти, не помнит политических перипетий 1980-х — 90-х (и даже Майдан-2004 уже плохо помнит), для которых независимость — это данность, которую уже как бы нет нужды осмысливать и к которой нет необходимости специально относиться бережно и ответственно.
По этой причине то, чего боялись 20-10 лет назад, — регионализация, дезинтеграция по языковому признаку, обострение всевозможных антагонизмов — все это может стать опасным как раз в предстоящее десятилетие. Реализация европейской перспективы — важнейшее, на мой взгляд, средство консолидации Украины, недопущения тенденций, вредных для нее самой и для ее соседей, прежде всего для Российской Федерации.
Здесь проблема отнюдь не только и не столько в амбициях тех или иных российских деятелей, а именно в том, что, если Украина как государство начнет терять идентичность, то то этносоциальная логика вовлечет Россию в водоворот опасного развития. Этого категорически необходимо не допустить. (Кстати, пусть в меньшей степени, но похожая опасность существует для Украины и с юго-западного для нее направления, и вовсе не потому, что какие-то правительства хотят вмешиваться.)
Перспектива подключения к «Восточному партнерству» России и, возможно, кого-то еще (Дэвид Кэмерон говорил о чем-то в этом плане во время визита в Астану) уравновесит ситуацию во всем постсоветском регионе, напомнит близким народам и их политическим классам о перспективе и возможности восстановления единства не путем поиска странных и искусственных верхушечных химер, а в направлении нормального для всего огромного региона политического вектора, обусловленного по меньшей мере двухвековой исторической основой.
.60b.jpg)
