Тремя призерами литературной премии «Большая книга» в этом году стали Захар Прилепин, Владимир Сорокин и Владимир Шаров. Два первых хорошо известны даже многим из тех, кто не читал их книг. О романе третьего писателя, «Возвращение в Египет», ставшим также победителем премии «Русский Букер», размышляет Мария Шевцова.

Николай Васильевич Гоголь занимает в русской литературе особое место, особенно для того времени, когда он в ней появился и обосновался. Трудно сказать, в чем тут дело. С одной стороны, есть очевидные причины: его национальность, образ жизни (он не помещик), комический дар. Он выделялся в литературной среде и притягивал к себе, будучи словно внешним по отношению к той жизни, которую описывал. Его талант очень ценился, и то, что Некрасов назвал Достоевского «новым Гоголем», конечно, неслучайно, потому что его ждали и жаждали. Творчество его было незакончено, уход его был неожиданным и болезненным. Перемена жанра в «Выбранных местах» была непонятна. Его мятущаяся душа оставила много вопросов, и на них надо было дать ответы. И кто мог это сделать? Новый Гоголь.

Роман Владимира Шарова «Возвращение в Египет» пытается разрешить поставленные Гоголем вопросы и понять загадки его творчества. В каком-то смысле весь роман — продолжение творчества Гоголя, о чем говорит уточняющее название: «Выбранные места из переписки Николая Васильевича Гоголя (второго)».

Роман представляет собой переписку родственников Гоголя, его полного тезки, со своими многочисленными корреспондентами, родственниками и не только. Родственники Гоголя считают, что будь роман «Мертвые души» дописан, судьба России была бы иной. Гоголь подробно описал ад, в который погружена Россия, но, так как чистилище и рай не изображены, никто не знает, как преодолеть этот ад и выйти к свету. Новый Гоголь должен произойти из их рода, собственно, он и есть главный герой. Фамилию Гоголь он носит по матери, которая ненавидит его отца, и эта необъяснимая ненависть получает разрешение только в конце романа. Родился новый Гоголь в 1920 году, умер в 1990-ых.

Идея о продолжении «Мертвых душ» — основа романа. В результате поэма так и не была продолжена, был написан только синопсис, но все, что происходит с потомками Гоголя в каком-то смысле и есть продолжение и «Мертвых душ», и «Выбранных мест», и «Ревизора». Так или иначе, основные произведения Гоголя обсуждаются на страницах писем, преломляются в судьбах героев, преображаются и получают новый смысл. Роман предлагает круг определенных мыслей и смыслов российской истории, а также истории священной. При этом в романе нет однозначных трактовок, есть многочисленные вопросы и частные мнения, и это мнения людей, опыт которых нельзя не уважать. Есть необыкновенная и непривычная в современном дискурсе глубина, попытка вернуться к истокам, найти истинные причины, не ограничиваться поверхностными суждениями. Жанр писем создает легковесность и ненавязчивость текста, исторические экскурсы делаются легко, свободно, не сопровождаются развернутой аргументацией. Но легкость стиля не делает текст поверхностным. Вот некоторые из тем, к которым снова и снова возвращаются корреспонденты, и которые то с одной, то с другой стороны объясняют, что же такое «возвращение в Египет»

Возвращение в Египет: Творчество Гоголя, нового и старого

«Выбранные места из переписки с друзьями» рассматриваются здесь как продолжение юмористической линии творчества Гоголя. По мнению одного из корреспондентов, Гоголь выступает здесь Богом, таким настоящим ревизором, с одной стороны, с другой – высмеивает консервативные идеи его современников. После травестирования такой роли ему ничего не остается, только умереть. По мнению С.С. Аверинцева, Гоголь не смог пережить противоречия между своим комическим даром и духовными исканиями. В романе Шарова комический дар не противоречит духовности, но странным образом дополняет ее и оттеняет. Эту линию странного и таинственного Гоголя продолжает синопсис нового Николая Васильевича, открывая в Гоголе новые черты, подчеркивая его едкий и необычный юмор, глубину и странную зеркальность: то ты видишь настоящее изображение, а то его же, но в зеркале, а потом вдруг изображение кривится.

В синопсисе «Мертвых душ» нового Гоголя действует Чичиков, ставший монахом, который видит свою миссию в том, чтобы вернуть старообрядцам епископство. Для этого он ищет достойного кандидата по всему христианскому миру, приезжает, в том числе, в Австрию, где их принимает император Фердинанд, и принимает очень любезно. «Благодарность Чичикова Фердинанду была так велика, что спустя несколько лет, когда епископ в Белую Криницу будет уже привезен, и иерархия восстановится, он напишет в Москву рогожцам, что им следует «молиться о самодержавнейшем великом государе, Царе нашем Фердинанде». Это гоголевский юмор и гоголевская ирония — не узнать невозможно.

В чем же его необычность? Вроде бы человек насмехается, и это у него получается, и все замечания его остроумны, но есть и второе дно. То ли дело в том особом мире, который рисует Гоголь. Мир этот крайне нереалистичен и символичен. Герои «Мертвых душ» — каждый в своем доме обитает как в каком-то вечном жилище. Зрение Гоголя двоится: его остроумие и видение человеческих недостатков безжалостно, но при этом он не циничный насмешник, даже в смешных героях прозревает какую-то вечную их комичность. Это тайна его гения, в котором комический дар не противоречит духовным прозрениям. И это редкость не только для России, но и для всего христианского мира, потому что, действительно, и тут Аверинцев прав, часто возможно то одно, то другое, то карнавал, то пост. Но ведь в вечности нет разделения на карнавал и пост. И к этой вечности прикоснулся Гоголь. И эта тема, и этот стиль продолжаются и в романе Шарова.

Новый Гоголь живет в доме сектантов-бегунов, который расположен рядом с кальдерой —воронкой (или картером), куда он отводит козлов отпущения, нагружая их камнями, символизирующими человеческие грехи. Подобно Гоголю первому, он прикасается к аду, но спуститься туда необходимо для очищения. Это его способ взаимодействия с адом, буквальный. Как и первый Гоголь, второй не может обойтись без аналогий с Данте. Он описывает место, где поселился: «местность, которая бы так походила на ту, что описал флорентиец, найти нелегко».

Итак, это — ад, ссылка кормчего (так сектанты-бегуны называют своего главу) и всех остальных, и вообще то историческое обрушение основ, которое последовало за русской революцией — это возвращение в Египет, или сошествие в ад, путь в обратном направлении.

Возвращение в Египет: Бегуны

В романе есть печальные размышления о судьбе русской церкви, которая, по мнению многих героев, не является спасительной, поэтому Чичиков в романе принимает постриг у старообрядцев, а отец Коли Гоголя приводит его в секту бегунов. Бегуны противостоят общему беззаконию и греху, смысл жизни которых не задерживаться на месте, и даже умирают они, выходя на дорогу. Сопротивляться греху нельзя, человек слаб, земля притягивает, как женщина, а женщина — как земля. Можно только уйти. Свою историю бегуны ведут от Исхода, правда, наверное, сейчас уже непонятно, куда они бегут: к Земле обетованной или возвращаются обратно в Египет.

Смысл ухода от греха также и в том, что добро и зло не могут сосуществовать вместе. Кормчий так объясняет смысл ветхозаветной заповеди «Не вари козленка в молоке его матери»: «Заповедь эта прямо следует из устройства мироздания, как оно задумано Господом. Добро следует отделить от зла, жизнь от смерти. Молоко, которым ты вскормлен, не должно стать источником твоих мучений».

Возвращение в Египет: Исход

Отец Коли — настоящий, хотя и совершенно случайный человек в жизни его матери, красноармеец Паршин, который после ссылки становится бегуном. «Гоголь был из странников» — говорит один из корреспондентов Николаю Гоголю второму. Паршин, красноармеец, приобщаясь к секте бегунов, становится настоящим Гоголем, «странником», словно его случайная жена (Мария Гоголь достается ему по жребию в захваченном красными Новочеркасске в качестве подарка, которыми военное начальство решило наградить доблестных красноармейцев) затягивает его в свой круг, разделяя с ним свою кровь и судьбу. Так разрушенная дворянская культура внезапно раскрыла перед завоевавшим ее низшим классом неожиданные и ранее не знакомые тому смыслы и подняла до своего уровня. И никому уже нельзя обойтись обычным кругом привычной бытовой жизни, нельзя вернуться после ссылки в Москву и жить на пенсию реабилитированного инвалида, душа просит большего. По одной из мыслей романа, дворянство — это и есть египтяне, рабовладельцы, чужие своему народу люди, и бежать надо и от них, что и пытается сделать народ революционным путем. В этом свете сатира Гоголя на помещиков приобретает еще один смысл, и, как цитируется в одном письме, после «Мертвых душ» победить в Крымской войне было уже невозможно. В другом письме звучит мысль, что Гоголь — новик среди дворян, его дворянство не столбовое, соответственно, мог сохранить определенную дистанцию от чуждой культуры. С другой стороны, столбовые дворяне уж вряд ли были теми египтянами, которых привел в Россию Петр, и которые чужды и далеки от народа. А русская революция, хотя и поставила все на свои места, стала причиной того, что народ переживает то «возвращение в Египет», которое вынесено в название романа, Исход наоборот. Но есть ли разница между исходом и возвращением в Египет? (см. раздел «Палиндромы»).

В конце романа автор вводит еще одного персонажа, некоего Евтихиева, который сидел вместе с кормчим. Евтихиев живет в доме престарелых, выглядит ужасно, «нельзя сказать, что в добром здравии, спасибо, что вообще жив» после 28 лет каторги и 5 лет ссылки. Но по-прежнему живы его ум и способности, а главное — дар пересмешничества, он слово в слово может воспроизвести все речи Ленина, Троцкого, кажется, вообще все, что когда-либо слышал, и упоминание этого дара, конечно, рифмуется с даром Гоголя. Но это не единственная параллель со всеми предыдущими линиями романа. Мать Евтихиева была дочерью священника (тут мы опять возвращаемся в церковь, или, вернее, вспоминаем, что все действие романа происходит здесь), которая переживает события Исхода как свою собственную жизнь: «Сколько погибло евреев, сколько египтян, сосчитать невозможно», и сокрушается дальше: «А ведь в Египте (…) можно было договориться, решить дело полюбовно». Переживает она все буквально и слышит по ночам шум прибывающей нильской воды как предзнаменование будущих катастроф. В конце жизни этот шум становится слышным и ее сыну.

Возвращение в Египет: Палиндромы

Один из корреспондентов Коли, поэт-палиндромист Исакиев, пишет ему, что кратер — это палиндром Вавилонской башни: «Взбираешься наверх или спускаешься в преисподнюю — разница невелика».

Палиндромы — еще одна из тем для размышления. Они оказываются ключом, открывающим мир. Вся история, и русская и священная, рассматривается как палиндром. Сквозь призму палиндромов объясняются «странные сближения». Например, излагается легенда о Петре Первом, который не настоящий сын Натальи Нарышкиной, а подменный немчонок их смоляной бочи, то есть изначально — чужак, который после воцарения активно внедряет чуждые немецкие обычаи избранного народу. Это палиндром истории Моисея, который, наоборот, попадает к чуждому, египетскому двору для того, чтобы спасти народ избранный.

Роман начинается с описания событий, предшествующих смерти Коли Гоголя, который в этот момент стал, по мнению его жены Сони, какой-то странный: «Последнее время Коля ведет себя так, будто нигде и ничего не потеряно и можно отмотать обратно», — пишет она одной корреспондентке, и далее рассказывает, как Коля подробно поведал ей рассказ бегства адвентистов под его руководством через Памир. На самом деле, бегства никакого не было, и Коля не был главой адвентистов, хотя когда-то давно его действительно пытались завербовать на эту должность, но он отказался. Теперь же их «режут в Фергане целыми деревнями», а он в подробностях рассказывает жене, как они бежали через Ферганскую долину, переходили через Памир, платили проводникам. Жена, заинтересовавшись рассказом, просит показать их путь на карте, но он не может, и это сбивает ее с толку, она понимает, что что-то не так. Но, на самом деле, все так, просто он уже действительно готов к вечной жизни, где нет условного наклонения и все возможно, поэтому возможно и «отмотать обратно», и в этом заключается смысл палиндрома, он – символ вечности, где время течет в обе стороны, или его просто нет. Человеку, полностью зависящему от времени, это понять трудно, и палиндром — одно из возможных объяснений.

Исакиев рассказывает о смысле палиндромов: «Древние греки писали на своих памятниках палиндромные эпитафии. Вдобавок врезали в могильную плиту чашу. Дождевая вода, наполнив ее, отражала, еще раз двоила надпись. Смерть есть разрушение и хаос. В вечном мире правит бал симметрия».

Одна и та же мысль повторяется здесь снова и снова, то в одном письме, то в другом, приобретая новые и новые оттенки смыслов, и написать обо всем невозможно. Это делает книгу необыкновенно глубокой и сильной, ее можно читать подряд, можно возвращаться к ней, можно открывать и читать с любого места. «Возвращение в Египет» может стать настольной книгой при определенной расположенности к размышлениям, это в полном смысле интеллектуальная художественная литература, и в равной мере и интеллектуальная, и художественная.