В сентябре на сцене Вахтанговского театра состоялась первая в череде премьер, запланированных на 98-й сезон – «Фальшивая нота». В прошлом году Дидье Карон поставил свою новую пьесу в парижском театре «Мишель», которым руководит уже десять лет. Вахтанговцы всегда откликаются на необычные исследования человеческой души, поэтому неудивительно, что эта пьеса на русском языке впервые зазвучала именно здесь.
У преступлений минувшего века, особенно таких, как Холокост, нет срока давности. Тени прошлого дамокловым мечом висят над тем, кто однажды нажал на спусковой курок, но не дают покоя и тому, кто пронес жажду мести через всю свою жизнь. Столь серьезной теме, по-прежнему волнующей европейцев, явно не хватало психологической огранки. Римас Туминас принял вызов и написал театральную симфонию, где музыка и человеческие голоса образуют единое целое, а из многозвучия смыслов рождается на свет идея о возможности для совершившего преступление человека выстрадать право на жизнь в ладу со своей совестью. В спектакле вахтанговцев силы добра и зла борются в душе как палача, так и жертвы, меняя их местами, прошлое и будущее смыкается в настоящем, создавая невыносимое напряжение разрядами тока с обеих сторон. Но в итоге два неслучайно встретившихся персонажа не только освобождают друг друга от тяжелой ноши длиной в полвека, но и принимают спасительное решение – не стрелять.
Адомас Яцовскис создал пространство-перевертыш: оркестровая яма, покинутая музыкантами, парит над сценой. В темноте сиротливо мерцают подсветкой пюпитры, пустуют стулья. Концерт окончен. Но музыка продолжает звучать – откуда-то сверху из Эфира доносится фрагмент увертюры к опере «Гибель богов». С мистическим, планетарным Вагнером вскоре «заговорит» чешский композитор Павел Хаас, сгоревший в газовой камере – его сюита для струнного оркестра, полная невысказанной боли и надежды, была написана в Аушвице. Через отзвучья прошлых веков прорвется тревожная тема дня сегодняшнего, принадлежащая перу музыкального чародея Фаустаса Латенаса. Маленькая ночная серенада Моцарта станет в спектакле точкой нравственного отсчета, высшим судьей, который не подпишет смертный приговор преступнику, а очистит совесть обоих участников драмы от фальшивых нот.
Нижнее пространство представляет собой артистическую известного дирижера и скрипача Миллера в исполнении Алексея Гуськова, артиста, который филигранно владеет игрой на полутонах, чувствует музыкальные интонации и запечатлевает в жестах их движение. Миллер страстно стремится попасть на вершину Олимпа, вписать свое имя рядом с великими мастерами. Массивная дубовая мебель, кожаное кресло и диван для кратковременного отдыха, гримерный столик с початой бутылкой красного вина – после концерта непременно нужно расслабиться – отражают прочность и устроенность жизни музыканта и маскируют его внутреннее смятение. На концертном рояле лежит скрипка и метроном. В правом углу сцены расположилось несколько рядов опустевшего после концерта зрительного зала. Семья существует для Миллера не иначе как на расстоянии телефонного звонка и, как обычно, терпеливо ожидает его к ужину. В его мире есть только он и музыка. В большом зеркале отражается нервное, напряженное лицо дирижера-диктатора, любимца публики и эффективного управленца, в очередной раз недовольного игрой первой скрипки. Никто из сидящих в зале женевской филармонии, быть может, ничего не заметил, но сам Миллер чувствует, что все еще не достоин возглавить Берлинский филармонический оркестр после ухода самого Караяна.
Имя Герберта фон Караяна становится катализатором для развития сюжета ‒ выдающийся австрийский дирижер был в молодости членом Национал-социалистической партии, а значит, косвенно причастным к самой страшной трагедии человечества. Причастными к ней оказались и многие другие представители европейской интеллигенции той поры, маршировавшие в общем строю. И для гения добиться чистого звука в жизни подчас труднее, чем в музыке. В нем, как и в любом человеке, парадоксальным образом может соседствовать высокое и низкое, талантливое и примитивное, за что он в полной мере несет моральную ответственность. Миллер пребывает в страхе быть узнанным и разоблаченным, потому что прожил не свою жизнь. Однажды он цинично присвоил себе имя узника Аушвица и его порядковый номер, придумал другую биографию в надежде, что тот роковой единственный выстрел, который он совершил против воли, по приказу отца, коменданта лагеря смерти, растворится во времени.
Незамысловатый сюжет ‒ встреча поклонника со своим кумиром в гримерке Женевской филармонии ‒ превращается в исповедь двух пожилых людей перед лицом истории. Символично, что именно на мирной швейцарской земле, не знавшей ужасов войны, зимним вечером 1989 года начинается частный трибунал, дуэльный поединок, воскресивший события полувековой давности. Динкель ‒ маленький, сутулый, суетящийся человек, при этом меломан со стажем, не пропускающий концерты Миллера, пришел просить автограф для себя и жены. На своих плечах Динкель несет непосильный груз памяти. Шаркающей походкой, уходя и снова возвращаясь с новой просьбой, он все ближе подступает к человеку, встречу с которым ждал столько лет. Палач и жертва связаны друг с другом невидимой нитью. И постепенно голос Динкеля становится уверенным, свинцовым, заискивающие интонации сменяются требованиями, спина распрямляется. Потерпевший превращается в обвинителя, а старые фотографии – в свидетельства обвинения.
Бывший узник Аушвица тоже переписал свой жизненный путь, сменив фамилию Динкельштейн на Динкель. Вся его жизнь ушла на то, чтобы собрать улики против Миллера. Он не стал музыкантом, но вполне счастлив в семейной жизни. Сын талантливого скрипача, однажды сфальшивившего в лагере на морозе от истощения и усталости, пришел отомстить за невинно убиенного отца, но не заметил, как сам постепенно начал терять человеческий облик. Геннадий Хазанов очень точно и объемно играет человека, впервые получившего власть над другим, уже готового совершить убийство, но нашедшего в себе силы остановиться и быть милосердным. Чем сильнее он становится, чем больше пространства занимает, тем более жалким и неуверенным в себе кажется его противник. В кульминации спектакля Миллер под дулом пистолета играет всю ту же Маленькую ночную серенаду и также дрожит от холода и страха. Скрипка в его руках превращается в безжизненную деревяшку. Разница лишь в том, что вместо возмездия эта повторившаяся драма несет освобождение он вины и покаяние, благодаря которым душа очищается для подлинного творчества. В конце концов, быть абсолютно честным перед собой также важно, как и перед другими.
Следуя законам музыки, в конце спектакля история закольцовывается, а в репризе сюжет воспроизводится в другой тональности. Ответственность сыновей за жизненный путь своих отцов касается не только военного и послевоенного поколения. Этот вопрос стоит перед каждым, кто готов совершить серьезный поступок. Один из этих сыновей войны, Миллер, боготворил и в то же время ненавидел, боялся своего отца, хотел заслужить его одобрение и оттого пошел на преступление. Но и Динкель, в свою очередь, не смог избежать нарушения библейских заповедей и едва не принял на себя миссию мщения. В отличие от своего отца он ‒ богоборец, на долгое время закрывший свое сердце для молитвы.
Как однажды написал Стефан Цвейг, предчувствуя катастрофу, надвигающуюся на Европу: «никакая вина не может быть предана забвению, пока о ней помнит совесть». Римас Туминас продолжает эту глубокую мысль – милосердие одного человека способно предотвратить преступление другого. Для Миллера характерный жест – придерживать дрожащую правую руку левой – не что иное, как напоминание об убийстве. Только теперь, когда в его сердце, наконец, зазвучала чистая нота раскаяния, он начинает дирижировать без фантомов «оружия» в руках. На сцене Театра имени Вахтангова так и не прозвучал последний выстрел, за которым наступает мрак. Миллер с Динкелем покинут свою «камеру» памяти и выйдут в зимнюю ночь с просветленной и умиротворенной душой.
.60b.jpg)
