Фигура дурака

Почему человек, который не понимает шуток, прячется от окружающих и ведет себя неадекватно, в последнее время стал казаться привлекательным, что стоит за этим явлением в культуре? Мария Шевцова на примере сериалов «Доктор Хаус» и «Мост» объясняет, как изменилось отношение общества к «безумцам» и «странным» людям.

В последнее время довольно распространенной стала тема аутизма или расстройств аутистического спектра, куда входит, например, синдром Аспергера. Если аутизм — тяжелое заболевание, и больные им люди, как и все тяжело больные, выглядят не очень привлекательно (они молчат, мычат, воют, не вступают в контакт, то есть ведут себя как безумцы, чем пугают нормального человека), то легкие формы расстройств, кажется, вызывают интерес и сочувствие у многих. Напомню, что при расстройствах аутистического спектра у человека слабо развита или вообще не развита способность взаимодействовать с социумом на оговоренных социумом правилах. Человек с синдромом Аспергера может быть нетактичным и вести себя странно, он не понимает правил, по которым живет общество, при этом страдает от сенсорных перегрузок: звуки ему кажутся невыносимо громкими, а цвета — ядовито-яркими. Впрочем, речь сейчас не о клинической картине аутизма. Скорее, интересно понять, почему человек, который не понимает шуток, прячется от окружающих и ведет себя неадекватно, стал казаться привлекательным, что стоит за этим явлением в культуре.

С одной стороны, речь идет просто о необычном человеке. Никому не интересны блеклые заурядности, заранее понятны мотивы их поведения, они предсказуемы и, следовательно, скучны. С другой стороны, это не совсем так. Если мы говорим о героях художественных произведений (а мы сейчас о них заговорим, и подробно), то смысл заключается в том, чтобы читатель или зритель мог на экране узнавать себя. То есть автор должен дать ему возможность отнестись к герою с эмпатией, в каком-то смысле идентифицироваться с героем. Грубо говоря, интересно то, что «про меня» и «как у меня», то, что откликается. Поэтому зрителю не будет интересно, если покажут что-то совсем из ряда вон. Кино про героев и суперменов любят смотреть, например, подростки, которые думают, что они немного герои. Но люди средних лет, которые предпочитают сериалы, кажется, не должны такое любить. И если им откликается одинокий эксцентрик, то это о чем-то говорит. О чем же?

Для примера хочу взять два сериала: американский и крайне популярный сериал «Доктор Хаус» (2004-2011) и менее популярный, но характерный европейский сериал «Мост», снятый совместными усилиями датских и шведских кинематографистов в 2011-2013 годах. Если покопаться, можно и других героев найти, например, Шерлоки в последнее время стали расти как грибы («Элементарно», «Шерлок»), но я ограничусь пока двумя примерами.

Доктора Хауса представлять, наверное, не надо. Даже те, кто не смотрел, слышали и знают, что Грегори Хаус — грубиян, наркоман, социопат и при этом гениальный диагност. Он ведет себя непредсказуемо, вот уж где не соскучишься, и даже если отвлечься от медицинского расследования, которое всегда подчеркивает и оттеняет (или подчеркивается и оттеняется) историю героев и их отношения (неслучайно озарение на Хауса часто нисходит, когда он отстраняется собственно от медицинских раздумий и замечает нечто в реальной жизни), так вот, умозаключения и поучение доктора Хауса всегда точны, легки и актуальны, и в людях он разбирается лучше других, и воздействовать может на них лучше и более умело, чем это делают остальные.

Кадр из сериала «Доктор Хаус»

Самое очевидное — как он разговаривает с пациентами. Он никогда их не жалеет и не показывает сочувствия. Вообще он с ними не общается по умолчанию, то есть общается только тогда, когда речь заходит о жизни и смерти и надо пациента на что-то уговорить. Но сериал построен так, что речь о жизни и смерти заходит в каждой серии, поэтому хотя на экране и декларируется, что Хаус не общается с пациентами, он с ними общается, и довольно часто. Так вот, когда он общается, он умеет проникнуть в суть размышлений человека и переделать там что-то. Например, героине первой серии первого сезона на ее стандартное: «Дайте мне достойно умереть» он говорит: «Смерть не бывает достойной, достойна только жизнь». В этом заключается секрет его влияния на людей: где-то в глубине каждого есть какая-то банальность, на которой держится его картина мира, и которую он может опровергнуть. Не даром в одной из серии он заявляет: «Банальность — это путь в пропасть». Хаус диагностирует не только болезнь, но и ту банальность, на которую опирается человек, поэтому он может ему помочь и в медицинском, и в человеческом смысле.

Сага Норен — героиня сериала «Мост» — не так популярна и гораздо более представительна с клинической точки зрения. То есть у нее настоящий аутизм, вернее, аутистическое расстройство, потому что она, как и доктор Хаус, социально адаптирована. При этом она не понимает иронии, не обладает чувством юмора, не понимает тонкостей и намеков. Она понимает, что не вполне адекватно общается с окружающими, и пытается восполнить пробел из книг или из разъяснений ее напарника Мартина Роде. При этом, естественно, она терпит неудачу, потому что прочитать обо всем невозможно, а мир человеческих взаимоотношений сложен и тонок, и мы скорее не знаем, что нужно делать и говорить в определенных ситуациях, а умеем это делать, причем спонтанно. А Сага — не умеет. Мартин учит ее интересоваться людьми, говорить иногда не правду, а то, что люди ждут от тебя. Она послушно выполняет его советы, но выглядит это искусственно, надуманно, а главное, не служит цели налаживания эмоциональных контактов, то есть скорее разрушает те связи, которые она пытается укрепить.

При этом она — прекрасный полицейский, помнит все мелочи, в логике ей нет равных, прекрасно стреляет и абсолютно предана делу. То есть такой же редкий специалист, как и доктор Хаус. Поэтому их не только терпят из милости, но и ценят их начальники.

Если сравнить героев двух сериалов, можно сказать, что Грегори Хаус вообще-то не аутист, просто по каким-то причинам сам себя исключивший из общества человек. Современный кембриджский профессор психопатологии Саймон Барон Коэн выделят в эмпатии два компонента: когнитивный (способность понять чувства и мысли другого) и эмоциональный (способность к ответной реакции на чувства и мысли другого, способность поставить себя на его место). В нормальном человеке должны быть развиты оба компонента, но бывает, что какого-то нет. Если нет когнитивного компонента, человек не видит, что чувствует другой, у него отсутствует способность распознавать эмоции, и это про аутистов, то есть про Сагу. Она не понимает, что другие чувствуют, но, когда Мартин объясняет ей, ее реакция адекватна. Но может отсутствовать и второй компонент, эмоциональный, и в этом случае, по Барону Коэну, речь идет о социопатах, и, это, наверное, Доктор Хаус. Хотя, если послушать Барона Коэна, то эти социопаты — очевидно асоциальные типы, злодеи и преступники. Люди, которые хорошо понимают других, поэтому знают, как ими управлять, манипуляторы (похоже на Хауса), но при этом совершенно не способны поставить себя на место другого, не способны сочувствовать. Хочется сказать, что доктор Хаус не злодей, все-таки он несет людям добро, лечит их и спасает, и если и использует свою особенность, то только ради блага. С другой стороны, увы, он скорее не чувствует, чем не понимает, поэтому он сам себя дистанцирует от общества, так же, как это делают преступники. При этом он остается высоко организованным социопатом, в моральном смысле слова, то есть может себя так организовать, чтобы не причинять обществу очевидного вреда. И хотя он причиняет вред, и даже садится в тюрьму, но, с его точки зрения, он всегда контролирует ситуацию. Например, перед тем как въехать в дом Лизы Кадди, он сперва убеждается, что в гостиной, которую он сейчас разнесет, никого нет. То есть он как бы перерос общественный порядок, он лучше знает, что надо обществу и как с обществом построить взаимодействие, и когда его судят, симпатии зрителей остаются на его стороне, он остается привлекательным персонажем, может быть, еще и потому, что он не бьет себя в грудь, пытаясь доказать, что он прав и не сбегает, а спокойно идет на наказание. Получается, что и здесь он умнее общества, не пытается его переделать или полностью уничтожить живой контакт, взаимодействует, просто по своим правилам — насколько это возможно.

Получается не медицинское, а культурное явление — «культурный аутизм», когда культуре нравится, что её отрицают, потому что отрицание социальных условностей — в каком-то смысле отрицание культурных наработок, культуры общения.

А Сага — классический пример, который не понимает, что другой чувствует. При этом она живая и эмоциональная, и ее можно обидеть, и она идет на контакт с миром, пытается наладить связь, и в сериале показано много таких попыток. То есть Сага тоже высоко организованная, и в целом хорошо взаимодействует, и с Мартином дружит, и понимает свою особенность и адекватно ее воспринимает: понимает, например, что начальником ее не сделают никогда, потому что она не умеет с людьми общаться.

Хауса, впрочем, тоже можно считать условным аутистом, так как он не соблюдает общепринятые нормы при общении с окружающими. Он делает это намеренно, но внешне ведет себя именно так. В этом смысле они похожи с Сагой, и, наверное, у авторов как первого, так и второго сериала такое поведение вызывает интерес, да и зрителям оно симпатично, раз они смотрят.

Кадр из сериала «Мост»

Получается, что интерес вызывает пренебрежение социальными нормами по каким бы то ни было причинам: медицинским или личностным. Кроме этого, общество гораздо терпимее к тем, кто пренебрегает его правилами и принимает таких людей, ценит их вклад, а вклад, как мы помним, велик — они очень хорошие специалисты и мастера своего дела. Можно говорить, наверное, что Сага — человек с «диагнозом», а Хаус — нет, но ведут они себя одинаково, и это уже получается не медицинское, а культурное явление, такой «культурный аутизм», то есть такое явление, когда культуре нравится, что ее отрицают, потому что отрицание социальных условностей — это в каком-то смысле отрицание культурных наработок, той же культуры общения.

Фигура маржинального героя очень интересовала Достоевского. В предисловии с «Братьям Карамазовым» он довольно обстоятельно объясняет, почему человек, отличающийся от других может быть так же важен, как и «основные», а, может быть, и важнее. А роман «Идиот» вообще задает парадигму, в которой в центре «странный» и «частный» человек (слово идиотэс переводится с греческого как «частный», а «общий» или «общественный» по-гречески звучит как политэс).

Достоевский, безусловно, «наше все», но его герои — отдельные личности, хотя и несут какую-то обновляющую для общества идею. Если вернуться к героям нашего времени, то они не просто вызывают интерес у большинства, а выражают их чаяния. То есть это такие идиотэсы, которых так много, что они стали политэсами. Частная жизнь становится основным приоритетом, не то чтобы раньше этого не было, но не в таких количествах. Такое ощущение, что жизнь качественно поменялась, и человеку уже не нужно «держаться вместе», чтобы выжить. Хочется уединиться, что и делают многочисленные аспергеры.

Трудно сказать, откуда вообще взялся этот сравнительно молодой диагноз «аутизм». В определенном смысле он логично появляется в тот момент, когда общество развито настолько, что готово вырабатывать новую модель взаимодействия своих членов, то есть развито настолько, что может принимать в себя и «чужаков». Что хорошо говорит об обществе, которое кажется более зрелым. Действительно, идея инклюзии как в образовании, так и вообще в жизни, может принести много хорошего: мы видим, что в разбираемых нами художественных примерах герои не просто терпимы окружением, но очень талантливы и реально дают другим то, чего другие не умеют, и выглядит это реалистично, то есть никаких натяжек мы не видим.

Можно также сказать, что диагноз появился тогда, когда сами аутисты появились, что до этого их не было или они не были заметны. Они могли не существовать, потому что несовершенство медицины не давало им шанса родиться или выжить. Почему они не были заметны? С одной стороны, заметить можно только то, что отличается от нормы, а норма — это статистическое большинство. Это не значит, что большинство были аутистами, скорее, они не были заметны среди других ненормальных, их считали обыкновенными безумцами. А безумцев, если верить Мишелю Фуко и его книге «История безумия», предпочитали изолировать и изолировали разными способами в разное время, но всегда отграничивались от них, потому что получили в наследие от средневековья представление, что безумием можно заразиться как проказой. И никому не приходило в голову задуматься, нет ли среди безумцев тех, кто мог бы по каким-либо причинам в обществе пригодиться. Совсем не так, как сейчас.

Итак, принятие безумца в обществе — явление многогранное, интересное и несет благо. Безумцы — это уже не прокаженные, а люди со своим внутренним миром, их отличия от людей «обычных» уже не пугают, наоборот, многие готовы увидеть в себе чужую необычность. Маргиналы отрицают или серьезно пересматривают культуру, которую общество часто принимает без рассуждения, в виде застывших архаических форм. В то же время, они способны что-то этой культуре дать, какой-то новый толчок для развития. И это хорошо для всех, потому что развивает и усложняет человека, то есть способствует прогрессу.

Как бы ни относились к безумцам в средние века и в эпоху Возрождения, да и в Новое время, их так или иначе пытались изолировать. В настоящее время, по крайне мере, как в двух анализируемых сериалах, общество больше заинтересовано в «странных» людях, чем они в нем. За странными людьми идет охота, а они убегают и пытаются изолироваться от общества.

История безумия и восприятия безумия в культурном контексте — тема безбрежная и практически не изученная, при этом очень интересная, потому что культура задает не только нормы и образцы, но и отклонения от этих норм, которые иногда говорят больше, чем сами нормы, а также отношение к этим отклонениям, которые не менее информативны. Безумие может восприниматься как глупость, а может — как болезнь, а может — как источник гениальности. Отдельной статьи заслуживает темы отрефлексированной глупости, которая как в средневековых моралите может оказаться умом, и которая тоже очень популярна сейчас. В настоящей статье скорее ставится вопрос, чем дается какой-то ответ. Тем не менее, предварительный вывод о пересмотре обществом своих правил и границ можно сделать и на основании представленных размышлений.

Иллюстрация: Евгений Харук