Воображаемый спектакль: «Ромео и Джульетта. Карабах»

Бумажная режиссура
2109 Копировать ссылку

Smart Power Journal открывает новую рубрику Бумажная Режиссура —Visionary Theatre, посвященную замыслам неосуществимых в реальности постановок. Визионерская режиссура, как в своё время теоретическая космонавтика Циолковского или как существующая с XVIII «бумажная архитектура», способна не только работать с воображением своего читателя/зрителя, становясь его мысленной реальностью, но искать новые пути и новые задачи для театра завтрашнего дня. Эту рубрику открывает спектакль Александра Гнездилова «Ромео и Джульетта» по одноимённой трагедии Шекспира. Он должен исполняться под открытым небом, в районах Горного Карабаха — несколько мест действия спектакля представлены на фотографиях ниже. Смертельно враждующие семьи Монтекки и Капулетти должны играть актеры с обеих противоборствовавших этой осенью сторон.

Уильям Шекспир
Ромео и Джульетта

Пространство спектакля: Нагорный Карабах
Члены семьи Монтекки — армянские актеры
Члены семьи Капулетии — азербайджанские актеры
В ролях герцога и его родни (Парис, Меркуцио), то есть миротворческого контингента — актёры из России

Существенная проблема для обычной постановки «Ромео и Джульетты» сегодня — не обо что «ударить» любовь героев, нечем её испытывать. Вражда семей нелепа и не может стоять с чувствами юных Ромео и Джульетты рядом. Эта вражда — очевидное, архаическое, легко преодолеваемое зло. Выбор главных героев в такой ситуации бесспорен, а отказ от чувств был бы продиктован просто конформизмом, диктуемым страхом.

Перенос действия в Нагорный Карабах, одну из мучительных болевых точек планеты 2020 года — причем перенос не указанием в программке театра и не в его сценографии, а всей силой воображения в реальные боевые действия — возвращает трагедию к трагедии.

Юноша и девушка из двух народов, каждый из которых имеет свою историю боли — превозмогают эту боль любовью. Но как это выглядит в наши дни для обеих сторон? С чем столкнутся — каждые в своей стране — актеры, которые будут заняты в таком спектакле? То, что произойдёт вокруг такого спектакля, станет продолжением его самого.

Не будет ли кощунственным сам факт театральной постановки там, где еще несколько недель назад лилась кровь? Можно ли приходить в эти горные долины и играть для людей, покидающих или давно покинувших родной дом, родные места — спектакль о них самих, но о том, что личное, индивидуальное важнее общего, что любовь выше войны?

Деревня Нор-Браджур (Кылычлы), с ноября 2020 под контролем Азербайджана

Чем в этой обстановке станет приход Ромео и его друзей на бал к другой (положим, азербайджанской) стороне? Чем станет тогда решение со стороны главы рода Капулетти не тронуть пришедших к нему в дом армян? Не будем ли мы лучше понимать тогда гнев Тибальта?

В следующем фрагменте, где мы, естественно, но привычно, видим любовь — нужно дать возможность обвинить героев в предательстве своей стороны.

Джульетта

Лишь это имя мне желает зла.
Ты был бы ты, не будучи Монтекки.
Что есть Монтекки? Разве так зовут
Лицо и плечи, ноги, грудь и руки?
Неужто больше нет других имен?
Что значит имя? Роза пахнет розой,
Хоть розой назови ее, хоть нет.
Ромео под любым названьем был бы
Тем верхом совершенств, какой он есть.
Зовись иначе как-нибудь, Ромео,
И всю меня бери тогда взамен.

Ромео

О, по рукам! Теперь я твой избранник.
Я новое крещение приму,
Чтоб только называться по-другому.

И чем будет первоначальное решение Ромео не драться с Тибальтом? И что для Джульетты будет её приход в христианский храм, к брату Лоренцо, для брака с любимым? И чем для Ромео станет изгнание из родного города после поединка с Тибальтом?

Все прописные истины Шекспира перестают в этих условиях быть бесспорными. Они проверяются и испытываются заново, тысячами убитых и на всю жизнь искалеченных людей, чувствами потерявших свой дом и чувствами возвращающихся в родные места через почти три десятка лет — и далеко не каждый из потенциальных зрителей рискнёт с Шекспиром согласиться, отказаться от десятилетий коллективной вражды ради личного чувства. И уж тем более нелегко будет крикнуть, вслед за умирающим Меркуцио: «Чума на оба ваши дома!»

Крепость Тигранакерт, Нагорный Карабах

Гибель Меркуцио и Париса, двух родственников герцога Веронского, находящихся формально между враждующими сторонами. И ранение подорвавшегося на мине российского миротворца, неизвестного нам парня, нашего соотечественника и современника, попавшего на тлеющие угли чужой войны...

Дикое и непонятное нам вытесняется в этом воображаемом спектакле живым, настоящим, тем, что болит у людей с обеих сторон войны даже у меня в ленте Фэйсбука. Безумная попытка такой постановки под открытым небом по обе линии недавнего фронта ставит вопросы о жизни и смерти и ставит на грань жизни и смерти тех, кто решился бы их поставить. И этот воображаемый процесс постановки тоже становится частью её самой.

Монастырь Амарас, Нагорный Карабах

И, наконец, перечитывая пьесу и видя в воображении такой спектакль, надо поставить вопрос уже не творческий, а политический, социальный, жизненный: так можно ли закончить кровавый конфликт, длящийся несколько десятилетий, если отбросить групповые рамки, чтобы вернуться к личному и — одновременно — общечеловеческому?