Я очень позитивно относился к Евромайдану с самого его начала. И когда молодые люди вышли на площадь за европейскую политическую философию и против философии варварства. И когда еще больше народа вышло стоять, невзирая на неудобства и опасности, чтобы выразить солидарность с теми, кого избили. И когда оказалось, что стойкости и упорства хватит надолго.
И особенно тогда, когда народ показал себя в момент отвратительного обмана и унижения с принятием «законов» 16 января и добился их отмены. У меня не выходят из памяти те трое, кто погиб в январе. Они не искали смерти, но так получилось. На их месте мог оказаться любой. Но то, что случилось в середине февраля, не вызывает у меня ничего, кроме боли, тревоги и — по большому счету внутреннего неприятия.
Митрополит Антоний Сурожский когда-то говорил примерно так: есть вещи, за которые надо умирать, есть вещи, отношение к которым в плане самопожертвования находится исключительно на личной совести человека, а есть такие вещи, за которые умирать точно не следует.
Тема самопожертвования по отношению к политическим ценностям особенно деликатна и очень часто двойственна. Для меня в отношении к политически мотивированным подвигам есть два вопроса. Первый: где идеал, ради которого человек идет на жертву? Второй: какова мера риска по отношению к другим людям?
Здесь не должно быть легкомыслия. Лучше терпеть за свою идею, которую считаешь правильной, сто лет, чтобы она созрела и вовремя реализовалась, чем проявить нетерпение. Именно так приходят наиболее исторически надежные решения.
Когда, из-за возмущавшего поведения Александра II, группа безгранично самоотверженных людей решила, что дело жизни — показать, что есть справедливость и разбудить народ, то на деле всё вышло прямо противоположно тому, что они хотели. Когда группа крайне отважных чехов в 1943 году решила продемонстрировать воюющему с нацизмом миру, что и чехи могут быть героями и способны застрелить гитлеровского гауляйтера, это обернулось жуткими и непомерными нацистскими репрессиями против жителей оккупированной Чехии.
Возможно эти аналогии — перебор и не к месту, но я хочу объяснить, что не испытываю ни малейшего восторга в связи с политическим результатом в Украине, достигнутым ценой жизни многих десятков людей, в результате небывалой там доселе реальной гражданской войны.
Был необходим политический компромисс — да, унизительный для тех, на чьей стороне мои политические симпатии, да, сопровождаемый шулерством и обманом, да, с возможным серьезным временным поражением и репрессиями. Но это было бы честнее и важнее, чем смерть людей за то, чтобы ушел с должности, а дальше, допустим, сел в тюрьму (или не сел!) Янукович.
Как жить дальше? Что, теперь Янукович отвечает за всё? Или политический класс отвечает? А Майдан — триумфатор, самый благородный, самый смелый? Но не все на Майдане были, и особенно есть сейчас, люди благородные и смелые. И погибших бесконечно жалко. И больно. И траур по ним — навсегда. Тот, что объявил митрополит Владимир — до Пасхи — это минимум.
Для триумфа нет никаких оснований. Чувство триумфа и для личности, и для общества в подобных обстоятельствах — очевидный путь в никуда. Триумф и политическая радость на земле, не остывшей от крови, на не осевших еще могилах — легкомыслие, внутренняя нестыковка, нравственная недобросовестность, ложное основание для будущего.
.60b.jpg)
