Балтийское отражение. Послесловие

Балтийское отражение
2716 Копировать ссылку

После вступления в силу договора Беловежской Пущи и отставки Горбачева все затмила «новая и неведомая» Россия. «Проклятых вопросов» политической философии, связанных с СССР, уже почти никто не задавал. Разом забыли историю, вместо нее осталось три-четыре фразы о плохой коммунистической диктатуре и о российском народе и Ельцине, которые ее победили. Триумфализм послужил наркотиком от тревог и вопросов о будущем и от размышлений о «цене вопроса» окончания холодной войны и смены политического режима в СССР.

Западная советология как сложная и требующая опыта и знаний часть политологии, социологии, экономики и практической политики просто перестала существовать. Российская угроза взамен советской всерьез не рассматривалась, и одновременно, в отличие от СССР, Россия не рассматривалась как пространство возможностей. Чтобы сбросить груз ответственности Запада за Россию и постсоветское пространство, «было решено» насколько возможно восхищаться Россией, избегать любых острых углов, понемногу баловать российское начальство и при этом избегать углубленного осмысления проблем России, в той или иной степени отгораживаться от народов России и постсоветских государств. С Советским Союзом все было бы существенно иначе, но без него получилось так. Так было легче.

Балтийские государства перестали быть в фокусе мирового внимания, что было и неожиданным, и уже непривычным. Россия была для них не СССР-оккупант, а союзник, в каком-то смысле освободитель от Союза, о чем полюбили говорить некоторые чиновники российского МИДа, который занял место советского на Смоленской площади. При этом Россия проявляла «номенклатурное» барство и присущую ему пропагандистскую скандальность. Активно и бессмысленно использовался «русский вопрос». Не глядя на детали, тонкости и различия, не стремясь к реальному результату, а лишь разогревая страсти, новый российский официоз, проявляя себя худшей частью советской номенклатуры и грубил странам Балтии. Так себя вел далеко не весь российский официоз образца 1992 года, но именно это поведение было наиболее заметно, а с осени 1992 года оно стало стилистически и политически доминирующим. Тогда появились «российские» ценности в противовес «общечеловеческим», тогда оказалось, что «мы своих не сдаем» и не дадим чернить «нашу репутацию», даже если речь идет о том, что погибли десятки людей.

Но действия Литвы, Латвии и Эстонии сразу после их международного признания нельзя назвать самыми мудрыми. Крайне категоричная резолюция Верховного Совета Литвы о невступлении в какие бы то ни было постсоветские политические структуры на всю дальнейшую перспективу отрубила пространство для маневра и возможности балтийских стран влиять на происходящее в СНГ, и прежде всего на Россию и ее международное поведение. Предвидя возможную будущую ремилитаризацию и реимпериализацию России, следовало действовать в ином ключе, нежели просто говорить России: мы вас уважаем, мы даже благодарим, но уходим от вас вообще, совсем и навсегда. Я думаю, как раз на основе трезвых ощущений реальности надо было стараться создавать иную атмосферу взвешенного участия, наблюдения, оппонирования, выполнения роли геополитического «моста».

Внутренняя жизнь балтийских государств была в это время очень сложной и весьма трудной. Но одну важную задачу они решили: все провели рациональную конституционную реформу и свои первые «европейские» выборы.

Где-то около года никаких признаков границы Литвы на железной дороге еще не существовало. Лишь появившиеся две дополнительные короткие остановки сравнительно недалеко от Вильнюса были «сигналом» появившейся границы — там появился обходчик поездного состава, который внимательно осматривал колесные тележки. Потом на границе Белоруссии и Литвы стали проверять документы, появились длительные пограничные стоянки. Но документом оставался старый советский паспорт.

В 1993 году должны были произойти два почти совпадавших по времени символичных события очень разной природы: полный вывод с территории Балтии бывших советских, ставших российскими, войск и визит в три страны Папы Римского Иоанна Павла Второго.

Завершение вывода войск из Литвы хотели отметить красиво, с цветами и присутствием Альгирадаса Бразаускаса — только что вступившего в должность первого президента «новой Литвы». Но не получилось: когда уже вся техника была полностью погружена на железнодорожные платформы, российское министерство обороны осуществило ритуальный скандал и заявило, что вывод войск отменяется. Страсти накалились, вместо торжественных проводов стали говорить о возможном применении силы. Через неделю после назначенного срока войска все же уехали — альтернативы не было. Проводы были формальными и сухими.

Визит Папы представлялся и был огромным событием. Подготовка к нему широко обсуждалась. Говорили, в частности, о возможности неконтролируемого наплыва людей из всего бывшего СССР, в первую очередь из России, об угрозах безопасности и порядку. Много писали о возможности ограничения въезда, о новых мерах пограничного контроля. Но ничего такого не случилось. К приезду Папы я въехал в Литву по моему старому советскому паспорту. Какого-то особенного наплыва людей не заметил: их было много, но не слишком. По сравнению с ожиданиями все производило скорее «камерное» впечатление. На мессу на площади в Каунасе я пошел с пригласительным билетом, который мне дал о. Альгитмантас Кояцкас. Туда пришло несколько десятков тысяч человек, но это не были «миллионы» и не было «помрачения рассудка». Папа служил просто и скромно, как обычный католический епископ и вел себя как обычный человек.

Через месяц президент России издал неожиданный и крайне двусмысленный указ о роспуске российского Верховного Совета, и в Москве разразилось страшное и трагическое силовое противостояние, унесшее жизни почти двухсот людей. Жизненная и политическая реальность опять кардинально изменилась.

Вскоре балтийские государства (без Папы Римского) ввели въезд по заграничным паспортам и визам. Некоторое время вместо визы могло действовать заверенное приглашение; потом стала только виза. С пару лет ее можно было получить либо в посольстве, либо на границе; потом только в посольстве (въезд в страны Центральной Европы еще долго оставался без визы по приглашениям). Мультикультурному гуманитарному пространству бывшего СССР пришел конец.

На территории России в это время полыхала первая чеченская война. Кризисы и горячие точки, часть которых появилась еще в конце 80-х, стали знаковым явлением периферии всего постсоветского пространства, к которому Балтия имела уже лишь косвенное отношение, которое на нее влияло сравнительно мало и на которое сами балтийские государства уже почти вовсе не могли повлиять.

***

23 июня 1992 года трагически погиб режиссер Юрис Подниекс. Он ушел за своими друзьями и коллегами, которые за полтора года до того погибли на улицах Риги, «в тени» политически доминировавших обстоятельств Вильнюса. Поразительно, но почти в один временной промежуток не стало людей, которые представляли собой культурный, даже духовный символ горбачевской перестройки. Андрей Сахаров, Александр Мень, Мераб Мамардашвили, Виктор Цой. Еще — Иосиф Рапопорт, Юрий Селиверстов, Юрий Айхенвальд. Люди, которых крайне не хватает как смыслового начала с самого начала переменившейся эпохи, которые могли дарить окружающим ощущение сложного, не упрощенного смысла происходящего.

Их крылатые выражения, как оказалось, требовали их личного и непосредственного присутствия, их личного продолжения на земле, а без этого «не перешли» в новую эпоху… Почему-то произошло именно так… Но все же слова, образы остались. Цой придумал «ветер перемен», Мамардашвили сказал: «если мой народ ошибается, то я не буду с моим народом», а Подниекс — «я прежде всего человек, а потом уже латыш». Они многое написали, сочинили, придумали именно в короткий промежуток 1986-1991, во время больших бед, которые уравновешивались огромными и незабываемыми надеждами. Незабываемые люди, незабываемые надежды, незабываемая эпоха. Родные, близкие, друзья, которые почему-то остались именно в ней… Жертвы Тбилиси, Вильнюса, Риги — это были люди, которые поверили эпохе, и просто шагнули чуть дальше, чем мы, все остальные, в своих надеждах.

Балтийское отражение. 1988-1989

Балтийское отражение. 1990

Балтийское отражение. 1990-1991