Речь Черчилля против Мюнхенского сговора

«Я привез вам мир» — заявил британцам премьер-министр Невилл Чемберлен 1 октября 1938 года, вернувшись из Мюнхена после подписания соглашения с Гитлером, решившего судьбу Чехословакии. Менее чем через год оказалось, что в результате Мюнхенского сговора в конце сентября 1938 года мир сделал один из важнейших шагов к войне. Потом будут другие шаги, в их числе и спусковой крючок мировой трагедии — пакт Молотова — Риббентропа. Советские власти долго отрицали существование Секретного дополнительного протокола к нему, в котором оговаривался раздел между Сталиным и Гитлером Центральной и Восточной Европы. Лишь сейчас, в июне 2019 года, подлинник протокола был опубликован.

А тогда, в октябре 1938-го, британские политики и пресса почти единодушно приветствовали отказ Чемберлена от жесткого противостояния гитлеровской политике территориальных захватов в Европе, его конструктивный настрой, стремление к диалогу и компромиссу. Одним из немногих, кто решительно выступил против политики умиротворения агрессора и призвал либеральные демократии сопротивляться наступлению диктатур, был однопартиец Чемберлена по Консервативной партии Уинстон Черчилль. За это его подвергли жесткой критике, в том числе — и его собственные однопартийцы.

Парламентской речью будущего премьер-министра Великобритании, произнесенной 5 октября 1938 года, Smart Power Journal накануне Дня памяти и скорби 22 июня открывает свой новый цикл — «Семь речей Черчилля против фашизма», приуроченный к 80-й годовщине начала Второй мировой войны.

5 октября 1938 года, Палата общин

Уинстон Черчилль: Если я не начинаю свое сегодняшнее выступление со ставшей уже привычной для всех похвалы в адрес нашего премьер-министра в связи с его умелыми действиями по урегулированию нынешнего внешнеполитического кризиса, то, разумеется, я поступаю так отнюдь не из личной неприязни к господину Чемберлену. Вот уже много лет мы поддерживаем самые теплые отношения, и, исходя из моего собственного жизненного опыта, я готов поверить в то, что этому человеку в сложившихся обстоятельствах пришлось несладко. Однако мне кажется, будет лучше, если я честно поделюсь с вами своими соображениями по поводу текущей общественно-политической ситуации, ведь, думаю, все понимают, что сейчас не самое подходящее время для конкурентной борьбы за дешевую популярность среди избирателей.

Всего два дня назад столь необходимую всем нам твердость характера продемонстрировал ныне отставной первый лорд адмиралтейства. Своим поступком он доказал глубокую убежденность в собственной правоте и готовность упорно отстаивать принципы вопреки давлению общественного мнения. Не далее как в прошлый понедельник мой достопочтенный друг мистер Лоу, представляющий в парламенте юго–западные районы Халла, тоже не сдержался и выступил перед коллегами с весьма эмоциональной речью — к несчастью, я не имел возможности лично присутствовать при его выступлении и прослушал его в записи, но все свидетели этого события уверяли меня, что своим горячим воззванием господин Лоу очень напомнил своего знаменитого отца, чью память до сих пор чтят многие члены палаты (видимо, дар красноречия в данном случае перешел по наследству).

Так вот, в этой речи мистер Лоу совершенно справедливо заметил, что в последнее время наш премьер-министр всем своим поведением выказывает полное безразличие к мнению сограждан: он никак не реагирует ни на возгласы одобрения, ни на свист и улюлюканье, он одинаково глух и к критике, и к аплодисментам. Что ж, если это действительно так, то, по-видимому, отдавая должное смелости и ясности ума господина премьер-министра, мы в то же время не можем не воспользоваться представившимся шансом честно выразить свою точку зрения в этих стенах, не стесняясь при этом в выражениях и не боясь разрушить связывающие нас с мистером Чемберленом добрые отношения.

Вдохновившись примером своих коллег, я, пожалуй, попробую повторить их подвиг. А начну я, конечно же, с самой непопулярной и неприятной темы. Я начну с того, что все по мере сил стараются игнорировать или замалчивать, но о чем сейчас нельзя не говорить: во внешней политике мы потерпели полное и безоговорочное поражение, при этом Франция пострадала даже больше, чем мы.

Виконтесса Астор: Чушь!

Черчилль: Обратите внимание, благородная леди кричит «Чушь!», притом что она не могла не слышать, как канцлер казначейства только что в своем подробном и обстоятельном выступлении признал, что на данном этапе герру Гитлеру удалось значительно продвинуться вперед и по сути добиться всего, чего он хотел. Мой достопочтенный друг премьер-министр заплатил слишком высокую цену: неимоверным напряжением сил, колоссальными финансовыми вложениями, экстренными мобилизационными мерами и ужасными страданиями британцев он не добился ничего, кроме…

Члены палаты (хором): …Мира!

Черчилль: Вообще-то я надеялся, что мне будет позволено высказать свое мнение в отведенное мне время, и потому я прошу присутствующих выслушать меня. Так вот, самым большим достижением господина Чемберлена в урегулировании Чехословацкого кризиса и ряда других спорных вопросов стало подписание мирного соглашения, но по сути тем самым наш премьер-министр и его зарубежные коллеги избавили германского диктатора от необходимости воровать куски пирога со стола украдкой — вместо этого они преподнесли ему весь пирог целиком, да еще на блюдечке с голубой каемочкой.

Канцлер казначейства, помнится, отметил, что подписанное соглашение впервые заставило герра Гитлера отступить — кажется, именно так он выразился, — пускай и буквально на дюйм. Думаю, вряд ли имеет смысл сейчас после и без того весьма продолжительных дебатов тратить время на поиск коренных различий между договоренностями, достигнутыми в Берхтесгадене, Годесберге и Мюнхене, и выяснять конкретные преимущества нынешнего договора. С позволения членов палаты, я хотел бы проиллюстрировать суть сложившейся ситуации с помощью очень простой метафоры. Сначала на нас наставили пистолет и потребовали фунт. Когда мы его отдали, у нас потребовали еще два фунта, по-прежнему держа нас на мушке. Потом злоумышленник вдруг пошел на уступки и согласился удовольствоваться 1 фунтом 17 шиллингами и 6 пенсами при условии, что за остальную часть причитающегося мы поклянемся никогда не враждовать с ним в будущем.

Мы, британцы, как и граждане других либерально-демократических стран, имеем возможность сколько угодно рассуждать о правах на самоопределение и свободное волеизъявление, но как же нелепо звучат подобные фразы из уст представителей тоталитарных государств, где процветает жестокость и нетерпимость.

Теперь я подхожу к вопросу, о котором мне только что напомнили уважаемые члены палаты, — вопросу о сохранении мира. Действительно, на всей планете трудно отыскать более бескомпромиссного и непреклонного борца за мир, чем наш премьер-министр. Вряд ли кто-либо станет это отрицать. Воистину никто и никогда не проявлял столь непоколебимой и твердой решимости в деле сохранения мира. Так оно и есть. Однако я по-прежнему не верю в то, что на тот момент существовала реальная угроза войны Великобритании и Франции с Германией, ведь на самом деле и мы, и французы задолго до подписания соглашения решили пожертвовать Чехословакией. Что касается условий соглашения, с которым к нам триумфально вернулся премьер-министр, — тут, конечно, я не могу не согласиться с тем, что сам этот документ был подписан в последний момент, когда ситуация уже начинала выходить из-под контроля, и лишь личное вмешательство господина Чемберлена могло спасти мир, — но если вспомнить, как складывались события до этого, то нельзя не отметить, что об аналогичных условиях взаимного соглашения мы с легкостью могли бы договориться по самым обычным дипломатическим каналам в любой момент в течение всего прошлого лета. И я бы добавил, что, по моему мнению, если бы чехам сразу сказали, что они будут полностью предоставлены сами себе и ни одна из западных держав не намерена им помогать, то они, скорее всего, смогли бы выторговать у немцев гораздо более выгодные условия, чем те, в которых они нынче пребывают, — на самом деле, трудно придумать положение хуже того, в котором этот народ оказался после стольких ужасных испытаний.

Чего стоит сражение, накануне которого один из противников заранее готов сдаться? Знакомясь с условиями Мюнхенского соглашения, час за часом наблюдая за происходящим в Чехословакии, видя если не одобрение, то по крайней мере терпеливое смирение в отношении всего происходящего со стороны членов парламента, наконец, слушая выступления канцлера казначейства, силящегося убедить нас в том, что иного выбора не было и мы поступили правильно, все, кто сидит по эту сторону палаты общин, включая многих членов парламента от Консервативной партии, рьяно защищающих национальные интересы, ясно осознают, что на самом деле для нас ставки вовсе не были так уж высоки. «Так к чему же тогда вся эта бешеная суета?» — спросите вы.

Решение принимали члены британского и французского правительства. Нам важно осознать, что британское правительство не могло и не должно было решать этот вопрос в одиночку. Я искренне рад, что в ходе дебатов по этому поводу все парламентарии дружно пресекали пустые упреки и всячески стремились не допустить роста взаимного недоверия, — однако при этом мы также должны осознать, что итоговое решение о подписании договора не исходило от британского или французского правительства — это было их общее решение, и потому обе наши страны вместе должны нести за него ответственность. Когда оно было принято — вы можете считать его мудрым, глупым, предусмотрительным или недальновидным, каким угодно, — так вот, как только мы отказались от защиты Чехословакии, не будучи готовы к открытому военному противостоянию с Германией, то по существу могли бы не приводить в действие весь этот громоздкий антикризисный механизм, ограничившись урегулированием этого вопроса по обычным каналам, причем сделать это нужно было еще летом. Мне кажется, нам не стоит об этом забывать.

Нас просят проголосовать за это предложение [«в доказательство того, что палата одобряет политику правительства Его Величества, позволившую разрешить недавний кризис и не допустить войны, и всячески поддерживает миротворческие усилия руководства страны»], которое было вынесено на обсуждение в официальном порядке. При этом нельзя не признать, что само предложение сформулировано таким образом, что с ним довольно трудно спорить, впрочем, как и с предложенной оппозицией поправкой. Но лично я не могу согласиться с теми шагами, которые были предприняты, и, следуя примеру канцлера казначейства, который столь умело изложил свое видение данной ситуации, я попробую, с вашего разрешения, взглянуть на нее с несколько иной стороны. Я всегда придерживался того мнения, что сохранить мир можно только с помощью политики сдерживания агрессора, сочетающейся с искренним желанием идти на уступки ради устранения несправедливости. Как и в большинстве других знаменитых битв, определивших судьбы мира, герр Гитлер в очередной раз одержал победу с самым минимальным перевесом. После захвата Австрии в марте мы уделили внимание этой проблеме в ходе наших дебатов. Я тогда взял на себя смелость обратиться к правительству с призывом сделать следующий шаг, на который не решился премьер-министр, и вместе с Францией и другими крупными державами взять на себя обязательства по обеспечению безопасности Чехословакии, пока комиссия Лиги Наций или какой-либо другой незаинтересованный орган будет рассматривать судьбу Судетской области, и я до сих пор убежден, что если бы это было сделано, то мы бы не оказались в той катастрофической ситуации, в которой мы находимся сейчас. Я полностью согласен с моим достопочтенным другом, членом парламента от Спарбрука, господином Эмери, который сказал по этому случаю следующее (я даже точно помню его слова): «Сделайте хоть что-нибудь определенное: либо скажите, что вас данный вопрос в принципе не интересует, либо предпримите необходимые шаги и гарантируйте этой стране максимальную безопасность».

Если бы летом Франция и Великобритания выступили сообща, особенно при условии поддержания союзнических отношений с Россией (чего они, разумеется, не сделали), то они смогли бы использовать свой авторитет, который у них тогда еще был, чтобы повлиять на многочисленные маленькие государства Европы, и, я думаю, они бы даже сумели склонить на свою сторону Польшу. Совместные действия такого рода, предпринятые в тот момент, когда германский диктатор раздумывал, стоит ли ему затевать новую авантюру, как мне представляется, придали бы уверенности тем оппозиционным силам в Германии, которые хотели разубедить диктатора в необходимости дальнейших провокаций и предотвратить очередную агрессию. Эти разнородные силы включали в себя, в частности, военных, которые заявляли о неготовности Германии к мировому противостоянию, а также огромную часть гражданского населения, придерживающуюся умеренных взглядов и испытывающую страх перед войной, — я полагаю, что некоторая часть оппозиции до сих пор имеет определенное влияние на германское правительство. Своими слаженными действиями мы могли бы оказать поддержку растерянным и беспомощным немцам в их страстном стремлении к миру, которое они разделяют со своими братьями-британцами и французами и которое, как нам всем только что напомнили, нашло свое выражение в искренних проявлениях радости (столь редких в наше суровое время) по поводу визита нашего премьер-министра в Мюнхен.

Местная оппозиция, заручившись дружной поддержкой больших и малых держав, совместно отстаивающих принципы законности и правопорядка в урегулировании возникающих конфликтных ситуаций, вполне могла бы добиться своего. Конечно, никто не поручится за то, что в итоге международные миротворческие действия подобного рода увенчались бы успехом. (Пауза.) Излагая свои аргументы, я пытаюсь быть предельно честным перед членами палаты. Так вот, лично я считаю несправедливым обвинять тех, кто настаивал на необходимости совместного противодействия агрессору, в том, что они якобы хотели поскорее разжечь пожар войны. Ведь помимо смиренного подчинения воле диктатора и немедленного вступления в вооруженный конфликт с ним у нас в запасе был еще один возможный сценарий дальнейших действий, который давал надежду не только на мир, но и на справедливость. Для этого Британии следовало заранее и напрямую заявить о своем намерении совместно с другими государствами встать на защиту Чехословакии в случае неспровоцированной агрессии против этой страны. Однако правительство Его Величества отказалось от подобных внешнеполитических обязательств тогда, когда это могло исправить ситуацию, а потом, когда оно передумало, было уже слишком поздно. Нынче руководство нашего государства без устали твердит о готовности выполнить свой союзнический долг в будущем, только вот что толку?

Все кончено. Всеми покинутая и окончательно сломленная Чехословакия безмолвно и печально погружается во тьму. В течение многих лет эта страна была членом Лиги Наций и самым тщательным образом выполняла все условия соглашений с прочими западными демократиями, а в результате заплатила за свою честность и преданность ужасными страданиями. Особенно пагубны для нее оказались отношения с Францией, чьи указания она так долго выполняла и чей политический курс так планомерно поддерживала. Те самые меры, которые правительство Его Величества приняло в рамках англо-французского соглашения якобы для максимального соблюдения интересов Чехословакии, лишь ухудшили ситуацию: настояв на прямой передаче Германии территорий, где более половины населения составляют немцы, без предварительного проведения референдума, наши политики лишили права голоса жителей весьма обширных районов, которые тут же подверглись беспощадному и самовольному переделу. Стоит также отметить, что те муниципальные выборы, результаты которых были взяты за основу при отчуждении регионов с преимущественно немецким населением, были посвящены вопросам, не имеющим ничего общего с вопросом о присоединении к Германии. Когда я встречался с герром Генлейном, он заверил меня, что жители этой области вовсе не хотели отделения от Чехословакии: они лишь стремились к самоуправлению и просили предоставить им возможность заявить о себе в рамках единого государства. Вряд ли кто-нибудь посмеет сказать, что условия этого международного договора, предусматривающие, с одной стороны, отмену референдума в ряде регионов, где его планировалось провести на тех же условиях, что и в Саарской области, и, с другой стороны, прямую передачу Германии территорий, население которых более чем наполовину состоит из немцев, хотя бы в малейшей степени обеспечивают право наций на самоопределение. В данном контексте эти слова звучат неуместно и даже смешно.

Мы, британцы, как и граждане других либерально-демократических стран, имеем возможность сколько угодно рассуждать о правах на самоопределение и свободное волеизъявление, но как же нелепо звучат подобные фразы из уст представителей тоталитарных государств, где процветает жестокость и нетерпимость в отношении людей любых других национальностей и вероисповеданий. Однако с какой бы стороны мы ни рассматривали этот вопрос, население данного конкретного региона, который сейчас должен быть передан Германии, никогда не проявляло особого желания перейти под власть нацистов. Я думаю, что даже сейчас — если бы хоть кто-нибудь поинтересовался мнением самих жителей Судетской области — они бы вряд ли согласились на это.

Что в итоге сталось с Чехословакией? Политическая жизнь в стране замерла, ее финансово-экономическая система оказалась полностью парализована. В результате разделения территорий пострадал банковский сектор, была нарушена целостность системы железных дорог, закрыты многие промышленные предприятия. Но самым большим испытанием стала массовая миграция населения. Шахтеры Судетской области, чехи по национальности, веками жившие со своими семьями на этой территории, оказались вынуждены переезжать в те части страны, где почти нет шахт, а значит, нет работы. Такая вот грустная история. В этой связи вчера мне было неприятно слышать речь министра транспорта, который изволил шутить, сравнивая Чехословакию с Шалтаем-Болтаем, который разбился, так что теперь его невозможно собрать. Глядя на страдания и беды, которые постигли эту республику, британцы должны испытывать сочувствие и даже возмущение. Всем нам следует помнить, что это еще не конец. Ситуация может измениться в любой момент. Стоит герру Геббельсу получить приказ возобновить свою клеветническую и лживую пропаганду, как тут же будет спровоцировано новое столкновение; и если оно произойдет, как мы остановим захватчика сейчас, когда линия укреплений давно нами оставлена? (Пауза.) Это слишком серьезный вопрос, чтобы рассматривать его поверхностно. Очевидно, в настоящее время мы не имеем возможности хоть чем-то помочь пострадавшей стороне, за исключением той финансовой поддержки, которую, как все знают, наше правительство, к счастью, смогло оперативно ей предоставить.

Позволю себе предположить, что в будущем Чехословакия вряд ли сможет сохранить независимость. Не пройдет и нескольких лет, а может, даже месяцев, как мы станем свидетелями поглощения этой страны нацистским режимом: возможно, это будет жест отчаяния или даже своеобразная форма мести. Как бы то ни было, тут уже ничего не поделаешь. Однако нам не следует рассматривать отказ от помощи Чехословакии и ее последующий крах лишь в свете событий, произошедших за последний месяц. На самом деле это самое печальное последствие всего того, что мы сделали и не сделали за последние пять лет — пять лет пустых ожиданий с самыми благими намерениями, пять лет активного поиска любых возможностей для проведения политики непротивления, пять лет неуклонного снижения авторитета Британии на международной арене, пять лет пренебрежительного отношения к проблемам нашей противовоздушной обороны. И сейчас, выступая здесь перед вами, я заявляю, что все случившееся стало результатом недальновидного руководства, за которое Великобритании и Франции придется заплатить очень высокую цену. За минувшие пять лет мы утратили свое подавляющее, неоспоримое превосходство в военной сфере, которое раньше позволяло нам в принципе не задумываться о собственной безопасности. Далеко в прошлом остались те времена, когда всякий, кто произносил слово «война», считался сумасшедшим. За эти пять лет из державы, которой ничто не угрожает и которая может все — творить добро, проявлять великодушие к поверженному врагу, диктовать свои условия Германии и подписывать с ней соглашения, призывать к справедливости и удовлетворять требования противника, по собственной инициативе разоружаться и делать, что сочтет правильным: атаковать, примирять враждующие стороны или вершить правосудие, — так вот, из сильной державы, у которой нет достойных соперников, мы превратились в ее жалкое подобие.

На самом деле поддерживать дружбу с немцами не так уж сложно — мы испытываем к этому народу чувства самой глубокой и искренней симпатии. Но ведь власть не в руках народа. Мы вынуждены поддерживать дипломатические отношения и соблюдать учтивость в общении с правителями Германии, но разве британская демократия может найти общий язык с нацистским деспотизмом?

Когда я думаю о том, что в 1933 году, когда господин Гитлер пришел к власти, у Европы все еще были неплохие шансы сохранить мир, когда сожалею обо всех упущенных возможностях, которыми мы так и не воспользовались, чтобы остановить распространение нацизма, когда вспоминаю, сколько прекрасных шансов у нас было для совместных действий и сколь громадными ресурсами мы пренебрегли, растратив их впустую, я невольно прихожу к выводу, что сложившаяся ситуация не имеет прецедентов в истории человечества. В нашей стране всю ответственность за происшедшее, безусловно, должны нести политики, наделенные всеми властными полномочиями. Это они не смогли ни предотвратить перевооружение Германии, ни своевременно укрепить оборону собственной страны. Это они вступили в конфликт с Италией и не сумели спасти Эфиопию. Это они дискредитировали Лигу Наций, воспользовавшись авторитетом столь мощного международного института в своих личных целях. Это они не удосужились найти союзников и создать внешнеполитические альянсы, которые бы могли компенсировать допущенные ошибки. А в результате в самый трудный и опасный час мы оказались абсолютно беззащитны, не имея ни сколь-нибудь надежных средств национальной обороны, ни эффективной системы международной безопасности.

Как-то на досуге я решил ознакомиться с хроникой времен короля Этельреда Неразумного. Думаю, члены палаты помнят, что эпоха правления этого монарха была периодом тягостных невзгод, когда, потеряв все, что было достигнуто потомками короля Альфреда, наша страна погрузилась в хаос. В те времена нам приходилось платить дань датчанам и постоянно подвергаться нападкам со стороны иноземцев. Я должен признать, что пронизанные болью строки Англо-саксонской хроники, написанной тысячу лет назад, кажутся мне весьма актуальными, по крайней мере не менее актуальными, чем цитаты из Шекспира, которыми нас только что потчевал предыдущий оратор, представляющий оппозицию. Вот что говорится в Англо-саксонской хронике (по моему мнению, эти слова очень точно отражают суть наших отношений с Германией в сложившейся ситуации): «Все эти беды постигли нас по неразумности, из-за того, что не захотели заплатить дань вовремя, а заключили мир только после того, как даны уже натворили много зла».

Эту мудрость завещали нам предки — и мы вполне могли бы усвоить их урок. Я решил поделиться с вами своими размышлениями, чтобы пояснить, почему я не поддерживаю предложение, которое было выдвинуто сегодня вечером, хотя мне ясно, что важный вопрос о судьбе Чехословакии и обязательствах Британии и Франции перед ней давно решен. Новые события могут изменить ситуацию, но не нам с вами решать, предпринимать нашей стране какие-либо внешнеполитические шаги или нет. Выбор уже сделан — его сделали за нас те, кто имел на это полномочия, делегированные короной. Что бы мы ни думали по поводу происшедшего, ничего не изменить. Прошлого не вернуть, и лично меня утешает лишь мысль о том, что я сделал все возможное, чтобы своевременно дать правильный и мудрый совет. В нынешней ситуации, однако, самое время подумать о будущем. Впрочем, боюсь, что мои прогнозы в очередной раз не порадуют присутствующих.

На наших глазах Великобритания и Франция обрекли себя на поистине трагическую участь, оказавшись в полной изоляции. Давайте смотреть правде в глаза. Сейчас уже не подлежит сомнению тот факт, что в ближайшем будущем все страны Центральной и Восточной Европы постараются заключить максимально выгодный для них союз с торжествующей нацистской державой. Система союзных соглашений со странами Центральной Европы, на которую Франция полагалась как на средство обеспечения собственной безопасности, фактически уничтожена, и я не вижу никаких предпосылок для ее восстановления. Путь вниз по Дунаю к Черному морю, гарантирующий доступ к столь значимым ресурсам, как пшеница и нефть, открыт вплоть до границ Турции. Если рассматривать геополитическую ситуацию не формально, а по существу, то, по моему мнению, вскоре страны Центральной Европы, то есть все придунайские государства, постепенно окажутся вовлечены в сложнейшую систему политических отношений, организованную Берлином, — причем не только в военной, но и в экономической сфере. Мне кажется, немцы смогут добиться своего легко и быстро — без единого выстрела…

День за днем, неделю за неделей нам предстоит наблюдать, как целые регионы будут переходить под контроль немцев. Страх перед растущим могуществом нацизма уже заставил многие европейские державы допустить к власти прогерманских политиков, министров и даже целые прогерманские правительства. Но в таких странах, как Польша, Румыния, Болгария и Югославия, всегда было достаточно людей, разделявших демократические ценности и не желавших подчиниться произволу и деспотизму тоталитарной системы, — наверняка многие из этих идеалистов хотели организовать сопротивление и надеялись на нашу поддержку. Мы оставили их за бортом. Теперь мы предпочитаем делать вид, что эти государства находятся где-то очень далеко и, как наверняка сказал бы наш премьер-министр, мы о них знать ничего не знаем. (Заминка.) Благородная леди, полагаю, хочет сказать, что мой безобидный намек является…

Виконтесса Астор: …Грубым!

Черчилль: Очевидно, уважаемая госпожа недавно окончила курсы хороших манер. У меня и в мыслях не было никого оскорблять — я лишь хотел бы знать, что будет с Францией и Англией в этом и следующем году. Что будет с западной линией фронта, которую нам надлежит защищать? Уже сейчас германская армия превосходит французскую по численности, хотя и значительно уступает ей в мастерстве и опыте. В следующем году немцы еще увеличат мощь своих вооруженных сил, а заодно и наберутся необходимого опыта. Решив проблемы с соседями на востоке и получив доступ к жизненно важным ресурсам, наличие которых значительно уменьшит или вовсе сведет на нет потенциальную значимость такого фактора сдерживания, как блокада с моря, правители нацистской Германии быстро осознают свою неуязвимость и станут выбирать цель для очередного удара. Предположим, фюрер обратит свой взор на запад — почему бы и нет? Вот тогда-то Франция и Англия горько пожалеют, что потеряли прекрасную армию древней Богемии, для уничтожения которой, по оценкам, сделанным на прошлой неделе, немцам потребовалось бы не менее 30 дивизий.

Можем ли мы позволить себе игнорировать происходящие изменения в военно-политической ситуации? Можем ли презреть нависшую над нами угрозу? Насколько я понимаю, последние четыре года мы занимаемся тем, что пытаемся увеличить на четыре численность батальонов в соединениях британской армии. Пока нам удалось укомплектовать лишь два. При этом мы должны учитывать, что уже сейчас на границе с Францией находится не менее 30 дивизий, к которым стоит прибавить те 12, что были задействованы при аншлюсе Австрии. Несомненно, многие искренне верят в то, что, подписав соглашение с Германией, мы всего лишь поступились интересами Чехословакии, тогда как на самом деле, боюсь, мы очень сильно, возможно, даже непоправимо подорвали обороноспособность Великобритании и Франции и поставили под угрозу свою независимость. Проблема не в том, чтобы вернуть немцам их колонии, о чем, я уверен, они нас наверняка попросят. Проблема даже не в потере нашего авторитета в Европе. Все намного серьезнее. Мы должны учитывать характер нацистского движения и насаждаемые им методы общественного управления. Премьер-министр хочет, чтобы между нашей страной и Германией установились дружественные отношения. На самом деле поддерживать дружбу с немцами не так уж сложно — мы испытываем к этому народу чувства самой глубокой и искренней симпатии. Но ведь власть не в руках народа! Мы вынуждены поддерживать дипломатические отношения и соблюдать учтивость в общении с правителями Германии, но разве британская демократия может найти общий язык с нацистским деспотизмом? Немецкое руководство попирает основы христианской морали, черпает вдохновение в варварском язычестве, пропагандирует агрессию и жестокость, манипулирует людьми с помощью репрессий, получает извращенное удовольствие от бессмысленного кровавого насилия. Вряд ли Британии нужны тесные контакты с таким режимом.

Политика покорного повиновения повлечет за собой ограничение свободы слова, запрет дебатов в парламенте и в других местах, предназначенных для выражения личного мнения, ограничение свободы печати, ибо нам скажут, что у английских политиков и журналистов нет права критиковать нацистскую систему диктатуры. Когда будет установлен контроль над британской прессой, когда все средства выражения общественного мнения утратят свой авторитет и с готовностью пойдут на любые уступки, мы отправимся дальше по этапам под нацистским конвоем.

Мне особенно невыносима мысль о том, что наша страна невольно подчиняется чужой воле, оказываясь в орбите влияния нацистской Германии. Не менее неприятно и осознание того, что наше существование отныне зависит от прихоти нацистов. Я изо всех сил стремился избежать этого и делал все возможное, чтобы повысить нашу обороноспособность: я ратовал, во-первых, за своевременное создание ВВС, которые бы превосходили по мощи авиацию любой страны, находящейся в пределах досягаемости для наших самолетов; во-вторых, за объединение усилий отдельных государств в поддержании мира и, в-третьих, за заключение союзов и военных соглашений в рамках положений Устава Лиги Наций с целью совместного недопущения дальнейшего роста влияния Германии. У меня ничего не вышло. Одна за другой все мои инициативы были отвергнуты и сведены на нет под надуманными благовидными предлогами. Думаю, никто из нас не хочет, чтобы Британия постепенно превратилась в жалкого приспешника нацистской системы, доминирующей в Европе. Не пройдет и пары лет, а быть может, месяцев, как немцы предъявят нам требования, которые мы будем вынуждены выполнить. Эти требования могут быть связаны с притязаниями на наши территории или даже на нашу свободу. Легко предугадать, что политика покорного повиновения повлечет за собой ограничение свободы слова, запрет дебатов в парламенте и в других местах, предназначенных для выражения личного мнения, а также ограничение свободы печати, ибо нам скажут — более того, уже сейчас иногда говорят, — что у английских политиков и журналистов нет права критиковать нацистскую систему диктатуры. Когда будет установлен контроль над британской прессой, отчасти прямой, но в большей степени косвенный, когда все средства выражения общественного мнения утратят свой авторитет и с готовностью пойдут на любые уступки, мы отправимся дальше по этапам под нацистским конвоем…

Я долго раздумывал над мерами, которые еще не поздно предпринять для того, чтобы уберечь нас от экспансии немецкого тоталитаризма и защитить тот уклад жизни, который нам так дорог. Что мы можем сделать? Единственный выход для нас — это отстоять независимость нашего древнего острова, добившись превосходства в воздухе, которое нам обещали, и обеспечив надежную противовоздушную оборону, в наличии которой нас уверяли, для того, чтобы снова стать островом в полном смысле этого слова. С учетом нынешних печальных прогнозов таков наш последний шанс. Необходимо немедленно предпринять такие кардинальные шаги по наращиванию военной мощи, какие до сих пор еще никогда не предпринимались, и все ресурсы нашей страны, все наши силы должны быть направлены на выполнение этой задачи. Я очень обрадовался, когда вчера в палате лордов сэр Болдуин заявил о своем намерении на следующий день начать мобилизацию промышленности. Впрочем, было бы куда лучше, если бы господин Болдуин сделал это два года назад, когда рассматривался вопрос о создании министерства снабжения. Достопочтенным джентльменам, сидящим по эту сторону палаты, за скамьями для членов правительства, то есть моим многоуважаемым однопартийцам, которых я искренне благодарю за терпение, с каким они слушают меня, я должен сказать, что, к сожалению, на них лежит определенная доля ответственности за все происходящее, поскольку, если бы хотя бы десятая часть тех одобрительных восклицаний, которыми они столь щедро одарили наш сговор в отношении Чехословакии, досталась небольшой группе их коллег, настаивавших на необходимости своевременно начать работу по наращиванию вооружений, мы бы сейчас не оказались в столь катастрофическом положении. Что касается достопочтенных членов оппозиции и представителей Либеральной партии, то они, со своей стороны, не имеют никакого морального права выступать с упреками в адрес консерваторов. Я отлично помню, как в течение двух лет мне приходилось наталкиваться не только на возражения членов правительства, но и на резкое неодобрение со стороны лейбористов и либералов. Вчера лорд Болдуин подал сигнал к действию. Так давайте же последуем этому призыву, каким бы запоздалым он ни был.

Так или иначе, сейчас уже ни для кого не секрет, как обстоят дела с нашей боевой авиацией и средствами противовоздушной обороны. Мой достопочтенный коллега, член парламента от Вестминстера, уже отметил, что эта информация стала достоянием широкой общественности. Теперь все желающие могут сделать собственные выводы по поводу правдивости многочисленных заявлений наших министров по этим вопросам. Кто сейчас поверит в наш паритет с Германией в воздухе? Кто станет делать вид, будто наши силы противовоздушной обороны надлежащим образом укомплектованы? Мы знаем, что германский генеральный штаб отлично информирован о нашем положении, и только палата общин почему-то до сих пор не может реализовать свои полномочия и призвать правительство выполнить давние обещания. Министр внутренних дел на днях заявил, что он готов опубликовать подробный отчет о работе своего ведомства. Руководство страны, действительно, предприняло немало нужных и важных мер в разных сферах. Но сейчас нам хотелось бы получить ответы на самые злободневные вопросы. Вот уже три года, как я настаиваю на необходимости провести закрытую парламентскую сессию, где мы могли бы подробно обсудить все актуальные проблемы внешней политики и национальной обороны, либо учредить специальный комитет палаты, которому было бы поручено контролировать данную сферу, либо внедрить какой-либо иной механизм аналогичного назначения. Сейчас я снова прошу членов правительства, чтобы осенью, когда откроется очередная парламентская сессия, они наконец-то снизошли до нас и обсудили с нами сложившуюся ситуацию, поскольку мы имеем право знать, какова на самом деле обороноспособность нашего государства и какие шаги предпринимаются для ее укрепления.

Я ни в чем не виню простых британцев — наш преданный и храбрый народ всегда готов любой ценой выполнить свой долг перед родиной. Напряженная обстановка прошлой недели изрядно потрепала всем нервы, поэтому я отнюдь не осуждаю обычных граждан за естественные и искренние проявления радости по поводу новостей о мире — что скрывать, очень многие вздохнули с облегчением, узнав, что время суровых испытаний еще не наступило. В то же время наша нация должна знать правду: суровую правду о серьезных недостатках нашей обороны, о том, что по сути мы потерпели поражение, не начав войны, и теперь последствия этого поражения будут долго давать о себе знать, ибо мы пересекли судьбоносный рубеж истории, за которым все былое равновесие сил в Европе оказалось непоправимо нарушено, а в адрес западных демократий прозвучал жуткий приговор: «Ты взвешен на весах и найден очень легким».

Впрочем, не думайте, что это конец. Это лишь начальная точка отсчета. Это первый шаг, первый глоток, первое ощущение горечи во рту от напитка в чаше, испить из которой нам придется сполна, если только неимоверным усилием воли нам не удастся восстановить нравственное здоровье и боевой дух британского народа, чтобы вновь возродиться и встать на защиту своей свободы, как в старые добрые времена.