В либеральных и демократических кругах российского общества всё более модной становится идея так называемого «национального государства», которое якобы сможет положить конец имперским тенденциям и таки образом приведет Россию к торжеству демократии. При этом в расчет не принимаются ни нынешние границы Российской Федерации, которые далеки от границ государства одного народа, ни опыт других стран Европы.
Так, примеры Каталонии и Страны Басков в Испании показывают, что попытки создать национальное государство в многонациональной стране привели в свое время лишь к росту сепаратизма и расколу внутри страны. Обратный пример — мирного укрощения сепаратизма на основе гражданского согласия — можно встретить в Канаде. Известный немецкий мыслитель, общественный деятель и политик Хайнер Гайслер еще в середине 1990-х годов опубликовал эссе «Граждане, нация, республика — Европа и мультикультурное общество» о необходимости преодоления идеи «национального государства». Одним из первых он высказался за построение в своей стране республиканской общности, так называемой «гражданской нации», которая способна включать в себя человека любой национальности или религии в случае его добровольного и искреннего согласия с конституционным устройством своей страны и принятия общечеловеческих ценностей, лежащих в его основе.
Хайнер Гайслер родился в 1930 году. В конце Второй мировой войны он был призван в вермахт, однако уклонился от службы. После войны Гайслер окончил колледж иезуитов, но не вступил в ряды членов ордена, объяснив, что из трех обетов (бедность, целомудрие и послушание) смог бы соблюдать лишь первый. В дальнейшем изучал философию и право, работал судьей. Присоединился к партии «Христианско-демократический союз» (ХДС), в которой состоит и сегодня. В 1965-1967 и 1980-2002 годах — депутат Бундестага, в 90-е — зампред фракции ХДС/ХСС. В 1967-1977 годах — министр здравоохранения, социального развития и спорта земли Рейнланд-Пфальц, на этом посту добился принятия первого в стране закона о детских садах. В 1977-1989 годах — генеральный секретарь Христианско-демократического союза. В 1982-1985 годах — министр здравоохранения, молодежной и семейной политики Германии, за время работы Гайслера на этом посту был введен отпуск на воспитание ребенка и расширено право на отказ от военной службы по убеждениям. Ветеран немецкой политики Хайнер Гайслер — и сегодня один из наиболее авторитетных общественных деятелей ФРГ, активно участвующий в дискуссии о беженцах и в обсуждении других важных тем в жизни Европы.
Граждане, нация, республика — Европа и мультикультурное общество
Возрождение национального мышления
В одной из своих рукописных заметок Иммануил Кант писал о значении разума, который не дает нам идти на поводу у наших инстинктов, в том числе национальных. Далее он пишет: «Поэтому национальное безумие должно быть искоренено, его место должны занять патриотизм и космополитизм». Такие понятия вполне могли бы подойти нам в качестве основы государственного устройства, но кажется, что мы в Германии и во всей Европе снова идем в другом направлении.
При объективном рассмотрении эта Европа являет стороннему наблюдателю ужасную картину. С одной стороны — занимающиеся геноцидом и изнасилованиями армии, концентрационные лагеря, фашистские банды, преступники вроде Милошевича, Младича[1], Караджича, шовинисты, такие как Иштван Цурка[2], Жан-Мари Ле Пен, Грачев и другие. С другой стороны, современные Даладье и Чемберлены — вроде Миттерана, Мейджора и Клинтона. Кажется, что история повторяется — с ее зловещим сочетанием пацифизма, национализма и расизма.
Несмотря на бесчеловечные формы проявления национализма в Восточной и Юго-Восточной Европе, возрождение национального самосознания находит отклик в Германии, как констатирует фрайбургский политолог и исследователь национализма Дитер Оберндёрфер, книге которого «Безумие национального»[3] я обязан многими мыслями и формулировками, приведенными в этой статье. Однородное национальное государство снова провозглашается единственной естественной и законной формой политического сообщества. В то же время проводится весьма воинственная агитация против всего, что связано с понятием мультиэтнической или мультикультурной республики, а именно — против представления о том, что люди не-немецкого происхождения тоже могут получить гражданские права и что культура граждан в светском государстве не должна фиксироваться по национальным, религиозным или мировоззренческим признакам.
В поисках немецкой идентичности
По словам Фридриха Ницше, немцы характеризуются именно тем, что вопрос «Что же такое — немецкое?» никогда не теряет для них актуальности. И в настоящий момент немцы снова находятся в поиске своей идентичности. За пределами страны снова можно услышать мнение, что черно-бело-красное знамя вытесняет черно-красно-золотое. Собственно говоря, в старой Федеративной Республике не было проблем с пониманием республики как конституционного государства, как показало празднование сорокалетия принятия Основного закона ФРГ. Но после восстановления единства Германии развертывается внутренняя динамика возврата к узко-немецкому, национально-государственному мышлению.
Все чаще мы слышим такую аргументацию: западные немцы, мол, за 40 лет не смогли найти своего «я», они хорошо устроились в защищенной западными государствами нише всемирной истории и прекрасно себя чувствовали. Теперь их обогнало само развитие истории — немцы снова объединились и должны найти собственную идентичность. Это-де означает, что Европа — всего лишь химера, и Арнульф Баринг[4] требует большой дискуссии о национальном начале. Уже снова говорят о власти как об инструменте внешней политики, то есть о возвращении к политике «крови и стали». Даже Ральф Дарендорф[5] или историк Кристиан Майер[6] уже начали участвовать в этих дебатах. Сейчас речь больше не идет только об открытых приверженцах так называемой «новой правой». Майер высмеивает интеллигенцию, которая якобы отсиживается в засаде, ожидая, пока немецкий национализм появится в прорези прицела. Он заявляет: «Ничем при этом не занятые, они могли бы хотя бы задаться вопросом, является ли национализм единственной формой, в которой народ совершает глупости».
Нет ни одного сумасшедшего, который не смог бы найти еще более сумасшедшего, готового с ним согласиться. Вопрос, выдвинутый Майером, имеет — во всяком случае, для Европы после 1871 года — абсолютно четкий ответ: «Да». C этого времени народы Европы совершали глупости и преступления только из-за национализма. Это верно как для морской и колониальной политики Вильгельма II, так и для авторов Версальского договора, только в обратном порядке. Немцы Веймарской республики в своем большинстве не были расистами, но они были националистами. Гитлер соблазнил немцев национализмом, и этот национализм и сегодня является той плодородной почвой, на которой произрастают Мёльн и Золинген[7].
Идеологические составляющие национального государства
Национализм и то, что довелось пережить нам как национальному государству, имеет идеологические составляющие. Это — язык, народ, религия и история. Это — конститутивные свойства, выделенные Оберндёрфером и проанализированные им в их взаимодействии с национальным и националистическим. Далее я опираюсь на его научную работу.
Карл Шмитт постулировал эти свойства, когда отстаивал мнение, что нация образуется через причастность к «субстанции однородности». В нации, объединенной языком, таким свойством является принадлежность к одной языковой общности; в национальном государстве, основывающемся на религии, — исповедание определенной религии или конфессии; в этническом национальном государстве — принадлежность к народу; а в нации, объединенной общей историей, — история, воспринимаемая как основа национального сообщества. История этих национальных государств, вне зависимости от их типа, — это волнующая и впечатляющая история невыразимых страданий, самоотверженных жертв, а также героических подвигов во имя нации.
Но эти типы наций вновь и вновь служат оправданием и для ужасных преступлений человека против человека. Представители других народов в большей или меньшей степени исключаются, иногда даже причисляются к миру животных. Шизофреническое ограничение проявления гуманного отношения к человеку только членами собственного коллектива создает и духовно-психические предпосылки для чудовищных преступлений Нового времени против человечности, для порабощения и истребления индейцев в Америке, экспорта рабов из Африки при западном колониализме не меньше, чем для преступлений Освенцима.
Идея открытой республики
Что же делать? Национальное государство родилось в Европе. Его необходимо преодолеть путем построения европейского, терпимого, открытого республиканского устройства. Идеологические основы и составляющие европейских национальных государств, перечисленные Оберндёрфером, и связанные с ними исторические мифы утратили свое интеллектуальное правдоподобие. Поэтому на этот вызов нам необходимо найти ответ. Он может, собственно, заключаться только в том, чтобы стремиться к «переплавке национальных государств», по определению Оберндёрфера. Это означает ориентацию на идею республики, конкретизацию открытой европейской республики и интеллектуальную подготовку к необходимому республиканскому устройству Европы и мирового общества.
Что следует под этим понимать? Оберндёрфер с полным основанием констатирует, что республика, либеральная демократия основывается на фундаменте космополитических ценностей. Права, которые она предоставляет своим гражданам, она выводит из универсальных прав человека. Так записано и в первой статье нашей конституции[8]. Вытекающие отсюда основные права опираются не на достоинство немца, а на человеческое достоинство. А республики, в соответствии с космополитической основой их собственной политики, призваны активно защищать права человека. В долгосрочной перспективе — здесь стоит еще раз упомянуть Иммануила Канта, в данном случае его работу о вечном мире, — они направлены на осуществление мирового республиканского устройства, на будущую мировую республиканскую конфедерацию.
Жизненной основой республики является конституционный патриотизм, то есть активная идентификация граждан с политическим устройством и ценностями республики. Принадлежность к республике определяется не просто происхождением и принудительным включением в мистическое тело нации, как принадлежность к национальному государству, а согласием граждан с республиканским политическим устройством и его ценностями. И поэтому можно вслед за Эрнестом Ренаном обозначить республику — это и есть новая составляющая — как нацию воли, которая должна путем ежедневного всенародного волеизъявления («pleґbiscite de tous les jours») своих членов постоянно по-новому формироваться, закрепляться и сохраняться в виде политического сообщества. История Соединенных Штатов, Франции, Швейцарии и Великобритании служит доказательством мощности конституционного патриотизма как фактора, образующего сообщество и государство. Такова, в основных чертах, точка зрения Оберндёрфера.
Республика и национальное государство
Республика принципиально признает всех людей без учета их происхождения и культуры потенциальными гражданами государства. Напротив, в государстве старого устройства полноправными гражданами могут быть только представители титульной нации. Следовательно, человечество для национализма не представляет единого целого, что противоречит гуманистическому видению человека. Маркс в своей ранней работе «О еврейском вопросе» — позже он, возможно, не написал бы этого — высказался приблизительно так: сам по себе человек не является собственно человеком, а должен принадлежать к правильному классу, иметь правильное общественное сознание. Нацисты говорили: он должен принадлежать к правильной расе. Сегодня мы должны говорить: тот человек, который существует на самом деле, — это и есть собственно человек. Его достоинство автономно, вне зависимости от того, является ли он мужчиной или женщиной, молодым или старым, больным или здоровым, работоспособным или инвалидом, однако также и от того, является ли он немцем или иностранцем, христианином или индусом, белым или черным. Это — основа любого гуманного общественного и государственного устройства.
Естественно, что национально-государственные рамки и сегодня не потеряли смысла, тем более в Федеративной Республике Германии, а именно как гарантия защиты этих фундаментальных прав. Граждане ФРГ не могут подавать жалобу на нарушение конституции или прав человека в Париже или Мадриде, они должны делать это в Карлсруэ[9]. Но: национальное государство в этом смысле больше не является главной целью, оно является средством для достижения цели, оно имеет служебную функцию, подчиняясь правам человека и республиканским свободам. Само собой разумеется, что данные задачи могут быть переданы европейскому федеративному государству, при условии наличия гарантий соблюдения данных конституционных прав на европейском уровне.
Базовые ценности европейских революций
Сейчас на пути к данной цели встает целый ряд препятствий. С одной стороны, в Германии и во всей Европе существует неправильное понимание революции, произошедшей в 1989 году. В 1980 году, не в благоприятный период Горбачева, а в жестких условиях брежневского периода, польские рабочие с гданьских верфей отважились на восстание против коммунистической милиции, которая не стреляла в демонстрантов холостыми патронами, а потопила восстание в крови. Тогда погибло более двухсот польских рабочих, а десятью годами позже им был поставлен памятник, который и до сих пор находится перед бывшей верфью имени Ленина. При открытии этого памятника в 1990 году Лех Валенса сказал, что эти рабочие погибли за высшие ценности человечества, а именно за свободу, равенство и братство, то есть за старые и вечно юные цели первой великой европейской революции — Французской. Немцы в Восточном Берлине, Лейпциге и Дрездене вышли на улицы не ради восстановления немецкого национального государства, а потому, что они хотели стать свободными, стремились жить в государстве без номенклатуры и привилегий, в государстве, в котором все равны перед законом; они хотели жить в братском обществе, обществе социальной справедливости, где нет места для эксплуатации человека человеком. «Народ — это мы», — гласило первое обращение, первый демократический возглас немцев в старой ГДР. Лозунг: «Мы — единый народ», — появился позднее. Немцы в Лейпциге, Дрездене и Ростоке так же хотели национального единства, как и немцы в Гамбурге, Франкфурте-на-Майне и Мюнхене. Однако это единство было для них не конечной целью, а гарантией того, что данные им основные ценности свободы, равенства и братства не будут снова отобраны каким-нибудь советским маршалом или коммунистическим функционером — ведь последние все еще находились у власти. Они хотели единства Германии в качестве гарантии прав человека и республиканских свобод.
Поэтому Вильгельм I, Вильгельм II или Бисмарк не могут считаться крестными отцами новой Германии. Прусский период после 1815 года не был благоприятным для Германии, а уж начиная с 1870—1871 годов Пруссия стала для нее злым роком, катастрофой.
Голо Манн[10] называет ублюдком Германскую империю, в которой доминировала Пруссия, империю, созданную князьями без участия народа, характеризуемую «культуркампфом»[11], исключительным законом против социалистов и удушливой милитаризацией. По мнению Голо Манна, эта Германия не была и настоящим национальным государством, поскольку значительная часть нации оставалась вне ее пределов и, по воле ее основателя, должна была остаться там навсегда. Первый раскол Германии произошел не в 1945 году, а в 1866[12]. При образовании узко-немецкого национального государства в 1871 году начал действовать злой рок немцев, закончившийся катастрофическим, преступным катаклизмом.
Тот, кто датирует начало истории немецкой нации 1871 годом, потерял не только память, но и рассудок, впрочем, как и правильное понимание нации.
В моем избирательном округе, на юге земли Рейнланд-Пфальц, если остановить автомобиль на полпути из Эдесхайма в Хайнфельд и подняться на откос, то на юго-западе будет виден замок Трифельс, в котором во времена Штауфенов[13] хранились императорские драгоценности, находящиеся теперь в сокровищнице венского дворца Хофбург; на северо-востоке — башни собора в Шпайере, где погребены семь немецких императоров, шесть немецких императриц и восемь немецких королей, а на северо-западе — Хамбахский замок[14]. Эти три национальных памятника имеют гораздо более содержательное отношение к немецкой истории и немецкой нации, чем Триумфальная колонна в Берлине, памятник первого немецкого раскола. Я привожу данный пример, поскольку он важен для понимания того, что объединенная Германия не должна ассоциироваться с империей времен Бисмарка, как это сегодня представляется и желается многими. Такая преемственность была бы роковой.
Национальное самосознание — не базовая ценность
Другим заблуждением, сопутствующим неправильной оценке второй европейской революции, является неправильная оценка базовых ценностей. Рассматривать в качестве такой ценности национальное самосознание — самая большая ошибка немецкой историографии. Это так же неправильно, как утверждение о том, что базовой ценностью, возможно даже наиглавнейшей, является мир, как однажды выразился Эгон Бар. Если бы это было так, то тогда национал-социалисты смогли бы распространить свое ужасное господство на весь мир, не встречая никакого сопротивления. Мир является не базовой ценностью, а результатом реализации истинных базовых ценностей — свободы, равенства и солидарности. «Opus justitiae pax» — «справедливость устанавливает мир», как писал уже Фома Аквинский, великий церковный учитель. Там, где нет свободы, равенства и солидарности, невозможен и мир.
Подобным же образом обстоит дело с национальным. Национальное заменимо, базовые ценности действительны всегда. Национальное соединяется с любой идеологией и любым варварством. Национальными были нацисты, национальными называли себя коммунисты; но ни те ни другие не были свободолюбивыми и не могли быть справедливыми. Национальное является политической целью, к которой можно стремиться, а можно и не стремиться. Но оно не относится к политическому нравственному закону общества, к основным ценностям, в рамках которых должно жить общество, если оно хочет уважать человеческое достоинство и быть цивилизованным.
Конечно, моя идентичность включает в себя и то, что я — немец. Но моя личность не ограничивается этим. Я стараюсь быть христианином и хочу быть демократом. Два последних качества для меня важнее, чем ощущение того, что я являюсь немцем. Если бы у нас воцарилась диктатура, если бы в Германии насаждались национализм и расизм, то было бы необходимо бороться с таким государством. Я не хочу жить в националистической Германии, полной расизма и ненависти к иностранцам. Тот, кто любит свою собаку, не обязан заодно любить и ее блох. Польский демократ, выступающий за конституцию и республику, мне духовно ближе, чем Шёнхубер[15] и бритоголовые.
Если бы я должен был дать ответ на вопрос, что для меня означает высказывание «я — немец», то во всяком случае мой ответ не заключался бы в том, что я участник сообщества крови или судьбы, о чем мы постоянно слышим в политических дебатах, в том числе по вопросам внутренней политики, когда речь заходит о правах гражданина. Понятие «судьба» по своему фаталистическому смыслу и по своей вызывающей недоразумения аморфности является слишком злополучным и скверным с исторической точки зрения словом, чтобы использовать его для описания того, чем должен быть наш народ. Неудачники, авантюристы, диктаторы говорят о судьбе и провидении, когда им больше нечего сказать. Не бывает Страшного суда для коллективов, в том числе и народных, а национальное государство не является ничем иным, как народным коллективом. В крайнем случае, мы в своем государстве являемся сообществом права и ответственности.
При этом речь идет не об отказе от национального, а о его релятивизации и препятствовании его абсолютизации. Национальное хорошо и прекрасно, пока оно позволяет вспоминать о родине, о стране, которую знаешь лучше всего, в которой прожил большую часть жизни, о культуре, ландшафте, духовных, интеллектуальных ценностях, людях, языке. Национальное плохо и должно отвергаться, когда оно превращается в надменность и приводит к представлению о том, что немецкое лучше, чем турецкое, польское, сербское, что Германия красивее и больше, чем... Например, начало первой строфы гимна Германии до 1945 года — «Германия, Германия превыше всего...» — пагубное проявление национального. Хотя это тоже часть немецкой истории. Как гласит украинская пословица: «Когда развевается знамя, рассудок уходит в трубу».
Напротив, республиканский образ мыслей, в той мере, в которой он соответствует целям обеих великих европейских революций и наследию Просвещения, является не только главной основой будущего федерального европейского государства, но и основой мультикультурного общества в рамках конституционного порядка.
Спор о «мультикультурном обществе»
«Единое месиво», «многорасовое общество», «демографический гуляш», «мозаичное общество», «мультикриминальное общество» — наверное, не существует ни одного другого понятия, более взволновавшего в последние годы краснобаев и искателей национальной идентичности — снова привет от Ницше, — чем понятие «мультикультурное общество».
Однако следует признать: понятие мультикультурного общества, впервые использованное мною в политическом смысле в интервью еженедельнику «Die Zeit» в 1988 году, действительно трудноопределимо, оно «театрально» и «требует определения», как написали Даниель Кон-Бендит и Томас Шмидт в своей книге «Родина — Вавилон»[16] в 1992 году. Но оно вошло в политический обиход — и здесь необходимо объяснить, что же следует под ним понимать.
Во-первых, мультикультурное общество описывает общественные реалии как в Германии, так и во всей Европе. В настоящее время в нашей стране насчитывается примерно 74 миллиона немцев и, в дополнение к этому, семь миллионов граждан ненемецкого происхождения: как обычно говорят, «иностранцев». Вследствие воссоединения семей и более высокого среди сограждан иностранного происхождения уровня рождаемости, каждый год их будет прибавляться несколько сотен тысяч. Данные факты неоспоримы и не подлежат обсуждению. То есть речь идет не о том, хотим ли мы сосуществовать с этими семью, позднее восемью, девятью или десятью миллионами иностранцев, а только о том, каким образом нам жить вместе.
Ответом на данный вопрос является мультикультурное общество. Его легко определить: оно является противоположностью однородного национального государства и национализма. Важными признаками являются плюралистические и мультикультурные формы сосуществования под защитой конституции. Идея мультикультурного общества противопоставлена концепции «Германия для немцев». Во-первых, это означает, что в этом обществе будущего немцы будут сосуществовать с людьми другого происхождения на основе равноправия и терпимости, не желая их ассимиляции или утраты ими своей культурной идентичности.
Во-вторых, это означает, что эти иностранцы — большинство из них уже давно являются соотечественниками без немецкого паспорта и останутся в Германии — должны признать конституционные принципы нашей страны и должны уметь изъясняться на нашем языке, поскольку в противном случае станут невозможными коммуникация и интеграция в общество и экономику с чрезвычайно высоким уровнем разделения труда.
В-третьих, это значит, что те, кто выполняет данные условия, быстро и легко могут стать немецкими гражданами. Это — условия для иностранцев в мультикультурном обществе. То есть это также означает и следующее: если кто-то, например мусульманин-фундаменталист, не признает равноправие женщин и свободу вероисповедания, то ему нечего делать в Германии.
Возможно, это звучит жестко и многими будет восприниматься как «евроцентристская» точка зрения, однако это необходимо во избежание недоразумений. Догматическое представление поборников ложной мультикультурности, при которой культурная идентичность иностранца признается вне зависимости от основных правил нашей конституции, должно быть отвергнуто. Эти сторонники лже-мультикультурности, например, хотят признать религиозный империализм сикхов, индусов или мусульман внутри этой страны. Но это означало бы поставить под сомнение всю государственную общеобразовательную систему и вместо государственных школ учреждать, например, коранические. Сторонники лже-мультикультурного общества требуют также, чтобы равноправие женщин в закрытых этнических группах на территории ФРГ было отменено, чтобы, так сказать, какой-нибудь мусульманин из Боттропа мог бы завести там гарем в рамках воссоединения семьи. Следовательно, сторонники ложной мультикультурности хотят, чтобы сохранялись и такие культурные особенности, которые идут вразрез с наследием Просвещения, с базовыми правами и правами человека и, тем самым, с конституцией. Однако это неприемлемо и к тому же не соответствует целям обеих европейских революций.
Предпосылкой для мультикультурного общества в Германии и Европе являются Основной закон и базовые права. Это ограничение необходимо. Оно конститутивно и обязательно для мирного сосуществования в нашем обществе. Никакое плюралистическое, а значит, и никакое мультикультурное общество, будь то в Германии, Франции, Великобритании или Европейском Союзе в целом, не сможет долго просуществовать в отсутствие согласия по основным ценностям и основополагающим правилам, лежащим в основе любого общества. Основной Закон, само собой разумеется, гарантирует свободу вероисповедания, то есть, например, люди, не исповедующие христианскую религию, могут в своих храмах и в быту жить по правилам своей веры; однако свобода вероисповедания, в любом случае, наталкивается на ограничения, налагаемые закрепленными в конституции и гарантированными правами, что означает, что она прекращается там, где она может вступить в конфликт с другими базовыми правами, такими как, например, свобода совести, равноправие женщин, свобода слова и т. д. В своем письме в редакцию газеты «Frankfurter Allgemeine Zeitung» Бассам Тиби[17] рассказал о том, как в одной из арабских стран братья одной женщины, ожидающей внебрачного ребенка, жестоко избили ее, после чего у нее был выкидыш. В связи с этим он задал вопрос, возможно ли подобное в мультикультурном обществе на территории Германии. На это, конечно, можно дать однозначный ответ: нет. Подобное зверское насилие и унижение человеческого достоинства женщины повлекло бы за собой жесткое наказание преступников. И наоборот, Салман Рушди охраняется свободой слова, даже если он, возможно, оскорбил религиозные чувства многих мусульман своими «Сатанинскими стихами». Поэтому он в Германии и в других западных странах находится под защитой и не будет выдан, невзирая на призыв к его убийству аятоллы Хомейни и его преемников.
Дитер Оберндёрфер правильно выразил эту мысль: «Культурная свобода не означает условность ценностей». И в мультикультурном обществе не будет терпимости к нетерпимым, как однажды выразился Карл Поппер в отношении открытых обществ и самообороняющейся демократии.
Однако терпимость не только знает ограничения, но также позволяет то, что может и должно быть возможным в пределах Основного закона. Если бы, например, индусу или мусульманину в ФРГ отказали в возможности следовать законам и обрядам своей религии в рамках конституционных ограничений, действительных и для христиан, то таким образом было бы нарушено базовое право свободы вероисповедания, и правдоподобие демократического устройства было бы поставлено под сомнение. Кто уважает демократический порядок, того нельзя исключать.
Таким образом, мультикультурное общество — не программа ликвидации западных ценностей и не предусматривает открытия границ для неограниченной иммиграции, как предполагают люди неинформированные, — а уж тем более не является концепцией будущей многонациональной республики. Оно является, повторяю, ответом на вопрос, каким образом в Германии могут мирно и свободно сосуществовать миллионы немцев и иностранцев. Ее нетрудно перенести и на другие страны Европейского Союза, которые в своем самовосприятии фактически подчас в гораздо большей степени представляют собой мультикультурные общества, чем ФРГ.
То, что страхи, раздуваемые по поводу мультикультурного общества, иногда находят благодатную почву, в основном связано не с тем, что данное понятие нечетко, трудноопределимо или театрально, а с тем, что критики различного толка используют его так, как им вздумается, не обращая внимания на его смысл и иногда даже не желая уяснить его себе. Главный удар критиков мультикультурного общества также направлен не против мирного сосуществования с иностранными гражданами под защитой конституции, а против двух моментов, обязательно предшествующих созданию такого общества: против отказа, с одной стороны, от основополагающей лжи Второй республики о том, что «Германия не является иммиграционной страной», и, с другой стороны, от понимания немецкой нации как сообщества, основанного на кровном родстве, — в пользу конституционного патриотизма, который определяет нацию не по наследственным биологическим критериям, а на основе лояльности к базовым ценностям республики. В федеративном европейском государстве с европейским гражданством и европейской конституцией критерии происхождения вряд ли будут играть какую-либо роль.
Мультикультурность и иммиграционная политика
В будущем мы в ФРГ будем сосуществовать не с меньшим, а с большим количеством иностранцев. Свобода передвижения для всех членов Европейского Союза будет играть при этом самую незначительную роль. Я уже указывал на то, что в ближайшие годы в ходе воссоединения семей в ФРГ приедут еще сотни тысяч иностранцев. Однако еще более важен тот факт, что только вследствие повышенной рождаемости среди иностранных граждан количество живущих в Германии иностранцев до 2030 года увеличится примерно до 9 миллионов. Федеральное управление статистики прогнозирует, что к 2030 году население в Федеративной Республике Германии уменьшится до 69,9 миллиона жителей, причем данный расчет исходит из положительного миграционного баланса размером в 4,75 миллиона, среди которых примерно две трети составят иностранцы, то есть около 3,2 миллиона человек иностранного происхождения.
Вряд ли можно назвать эту тенденцию ужасной или негативной, если вспомнить о демографических процессах в нашей стране. Общая численность немцев снижается, и к этому добавляется, что еще более серьезно, старение народа. Если мы в будущем не сможем возобновлять себя благодаря определенному объему иммиграции прежде всего молодых людей другого происхождения, то, по опасениям пенсионных страховых компаний, учитывая дефицит рождаемости среди немцев, в 2040 году на одного пенсионера будет приходиться не три человека, выплачивающих страховые взносы в пенсионный фонд, как сейчас, а только один, и взносы возрастут до 40% дохода без вычета налогов, что было бы совершенно неприемлемо. По расчетам Федерального управления статистики, доля населения в возрасте свыше шестидесяти лет, составляющая ныне 20%, возрастет к 2030 году почти до 40%, а доля детей и молодежи, напротив, снизится с 30% до 23%. На одного пенсионера сегодня приходятся три человека, выплачивающих страховые взносы в пенсионный фонд, а в 2030 году соотношение будет составлять три к четырем, т.е. практически один к одному.
В свете приведенных цифр неудивительно, что сегодня большинство экспертов, исследующих будущее нашей системы социального обеспечения и уменьшение численности населения в ФРГ, исходят из того, что примерно с начала XXI века или чуть позже должен быть обеспечен определенный уровень иммиграции для покрытия этих демографических потерь. Авторы и подписавшиеся под «Манифестом шестидесяти», изданном Клаусом Баде в 1994 году в форме книги, указывают на последствия: «Поэтому мы не обойдемся без как можно более заблаговременной разработки всеобъемлющих концепций иммиграционного законодательства и миграционной политики»[18].
В среднем в последние годы в Германию ежегодно из-за границы въезжает почти столько же людей (пропорционально к общей численности населения), сколько соответствует легальной иммиграционной квоте в Соединенных Штатах. У нас — без учета переселенцев [немецкого происхождения] — данный показатель составляет около 300 000 иммигрантов, в Америку ежегодно въезжало примерно 1,2 миллиона легальных иммигрантов. Разница между США, с одной стороны, и ФРГ, а также остальными государствами ЕС, с другой, состоит только в том, что у американцев имеется концепция по регулированию иммиграции, а у европейцев — нет.
В ФРГ до сих пор не разработана и не определена политика регулирования иммиграции, соответствующая реальным условиям. Вследствие нормативного, но противоречащего фактам утверждения о том, что «Германия не является иммиграционной страной», это субъективно и не было необходимо. Но, как часто бывает, факты опередили нормативные предпосылки. Если исходить из того, что ФРГ и в будущем будет конкурентоспособной на мировом рынке, а уровень доходов не будет существенно снижаться или вообще не снизится, то ввиду демографического дефицита это вынужденно приведет к управляемой иммиграции.
Остальные страны-члены ЕС почти в той же самой степени, что и ФРГ, страдают от процесса старения, который рано или поздно поставит их перед теми же вопросами. По оценкам бюро статистики Европейского Союза «Eurostat», в 2020 году в странах Европейского Союза будет проживать почти в два раза больше пожилых людей, чем в 1960. Проблема заполнения свободных рабочих мест в начале нового тысячелетия, когда на рынке занятости проявятся тенденции демографического развития, невозможно решить за счет перемещения рабочей силы в пределах Европейского Союза, если исходить из того, что количество членов союза не увеличится.
Однако вероятнее всего будет обратное: Европейский Союз, после Австрии, Швеции и Финляндии, примет в свои члены другие страны, в особенности в Центральной и Восточной Европе. Отсюда — миграционный потенциал, величину которого не следует недооценивать, поскольку нельзя точно предсказать экономическое будущее стран-кандидатов. Следовательно, нельзя точно предсказать, откуда в будущем станут прибывать иммигранты. Однако одно можно сказать определенно: вне зависимости от того, увеличится количество стран-участниц Европейского Союза или нет, Европейский Союз обязательно должен будет решить вопрос об общеевропейском регулировании иммиграции.
Кроме того, невозможно точно предсказать, какое количество иммигрантов в будущем приедет в Федеративную Республику Германии, так как это зависит, например, от того, сколько рабочей силы потребуется Германии и сможет ли она предоставить достаточно жилья для иммигрантов. В конце концов, бессмысленно импортировать безработицу или заставлять мигрантов ночевать под мостами. Поэтому иммиграционная политика должна быть гибкой и не определяться жесткими цифровыми параметрами.
Иммиграционная политика, которая нам сейчас необходима, должна, прежде всего, ориентироваться на качество. Вопрос о том, какие иностранцы приедут к нам, абсолютно правомерный. Но на него нельзя отвечать по-расистски. Критерии приема потенциальных иммигрантов должны быть установлены законом об иммиграции, в котором могли бы учитываться, например, уровень образования, возраст, страна происхождения или вопрос о том, имеет ли потенциальный иммигрант родственников в Германии. В данном законе не затрагиваются базовое право на убежище для преследуемых по политическим причинам и примат Основного закона. Кто их не признает, не может получить долгосрочное разрешение на жительство, не говоря уже о гражданстве. Также не затрагивается свобода передвижения граждан Европейского Союза. Следовательно, критерием для регулирования иммиграции из стран, не входящих в Европейский Союз, в рамках общеевропейского законодательства будет также преимущественное рассмотрение внутренней миграции в пределах Европейского Союза.
Впрочем, получение ответа на вопрос, с какими иностранцами мы хотим сосуществовать, осложнялось до сих пор не сторонниками контролируемой иммиграционной политики, а противниками иммиграционного законодательства, среди которых, в свою очередь, немало таких, которые считают мультикультурное общество — в большинстве случаев по незнанию — абсолютным ужасом. Однако еще ни одна политическая проблема не была решена путем наложения табу на ее обсуждение.
Дискриминационные общества и гражданские войны
Я постоянно получаю письма, в которых национальные конфликты в разных точках мира приводятся в качестве аргумента в пользу того, что сосуществование людей различного происхождения или различной национальной принадлежности в одной стране практически невозможно. В качестве примера называются Нагорный Карабах, бывшая Югославия, Северная Ирландия, Страна Басков и Шри-Ланка, в которых бушуют вооруженные конфликты, а также страны, в которых имеется этническая напряженность, такие как Эстония, Румыния и США.
Но один пример в данных перечислениях практически всегда отсутствует, а именно Южная Африка. На примере совсем недавно преодоленного режима апартеида можно наиболее наглядно показать подлинный мотив, лежащий в основе этнических или национальных конфликтов, а именно тот факт, что одна народность, этнос или раса дискриминирует и подавляет другую или другие. То есть подлинная причина подобных конфликтов заключается не в том, что люди различных национальностей, рас или народностей принципиально не могут ужиться друг с другом, а в том, что одна сторона запрещает другой стороне, чаще всего с применением или под угрозой насилия, пользоваться правом на свободу. Это можно увидеть не только на примере Южной Африки, но и на примере сербской политики «этнических чисток», а также многолетней политики русификации, проводимой КПСС.
В мировой истории много подобных примеров, и эти примеры сегодня используются в качестве аргументов против мультикультурного общества: история, мол, «доказала», что мирное и свободное сосуществование людей различных национальностей невозможно. Однако если бы европейские просветители прошедших столетий опирались только на то, каким образом осуществлялось управление людьми до них, то есть с тех пор как существуют люди, то им заведомо пришлось бы сдаться. Но они не сдавались, и поэтому в мире сейчас больше свободных людей, чем когда-либо прежде, поэтому, несмотря на все противоречащие этому «доказательства», демократия имеет успех.
Таким образом, перечисленные примеры этнических напряжений и конфликтов не являются аргументом против мультикультурного общества, а лишь подтверждают его необходимость, поскольку в нем происходит подчинение национального, этнического базовым ценностям свободы, солидарности и справедливости, и, в противоположность марксизму и национализму, достоинство отдельного человека, вне зависимости от его происхождения или национальности, ставится выше коллектива. Поэтому оно также не является идеологией или концепцией, выдуманной в лаборатории социального планирования, а продолжает духовную традицию Просвещения: достоинство отдельного человека, его базовые права первичнее коллектива и являются неприкосновенными. Альтернативой этому была бы капитуляция демократии перед принципом происхождения, «этническая чистка» как условие предотвращения гражданских войн.
Неужели кто-то всерьез верит в то, что достаточно дать каждому народу свою собственную страну, распустить этнически разнородные союзные государства, чтобы на земле воцарился мир? А кто, собственно, сможет гарантировать, даже если народы и будут жить по отдельности, что в один прекрасный день снова не придет человек, который захочет убедить свой народ, что он является «народом без пространства» и должен претендовать на жизненное пространство в других местах? Было бы слишком близоруко принимать за основную причину этнических конфликтов и гражданских войн просто националистические антипатии. Настоящими причинами являются жажда власти, коррупция, алчность, эгоизм и политическая некомпетентность. Национальная изоляция не защитит от этого, а вот демократический контроль, базовые права вроде права выбора, свободы прессы и слова, наоборот, защитят.
Конечно, и мультикультурное общество не сможет быть свободным от конфликтов, поскольку бесконфликтного общества не существует вообще. Однако мультикультурное общество имеет то большое преимущество, что оно является обществом равноправных граждан, благодаря чему можно демократически, и следовательно легче, снизить остроту конфликтов или разрешить их. Общество без терпимости и равноправия обязательно пришло бы к большим конфликтам. Как показывает опыт, современная Спарта с людьми первого, второго и третьего класса, то есть спартанцами, периоками и илотами, выродилась бы в общество дискриминации, внутри которого были бы запрограммированы раздоры и даже гражданские войны.
Европейская элита Умберто Эко
Общество Европейского союза будет мультикультурным. Вероятно, историки когда-нибудь ретроспективно определят, что вместе с введением европейского Общего рынка после 1993 года и созданием Европейского союза на основе Маастрихтского договора началась внутренняя европейская миграция, включая Центральную и Восточную Европу. Какими будут последствия европейского внутреннего рынка и Европейского Союза? Немецкие предприятия будут вынуждены в гораздо большем объеме, чем раньше, создавать производственные комплексы и организации по сбыту своей продукции по всему Европейскому союзу — в том числе с помощью немецких сотрудников. Тот, кто хочет добиться экономического успеха во «внутрисоюзном зарубежье», должен знать язык и культуру, стиль жизни и менталитет этих стран. Это касается не только менеджеров и технических специалистов — квалифицированные рабочие и сотрудники в будущем также должны будут мыслить и работать по-европейски. Будет появляться все больше мотивированных и образованных молодых людей, воспринимающих профессиональную деятельность во Франции, Италии, Испании, Великобритании, Греции, Португалии, Польше и Венгрии как шанс и вызов, на который они будут стремиться ответить. Уже сейчас у нас живет около 1,5 миллионов европейских граждан из других стран ЕС.
Ментальные и языковые барьеры, которые до сих пор препятствуют свободе выбора места жительства, в дальнейшем будут все больше устраняться. Обмен школьниками, студентами и учеными станет интенсивнее. Сотни тысяч немцев проведут по несколько лет в странах Западной и Восточной Европы. Возникнут бесчисленные близкие человеческие взаимоотношения не только между студентами, но и между трудящимися. Умберто Эко однажды разработал конкретное видение для отдельного сегмента европейского единения. Он написал о европейской программе студенческого обмена «Erasmus»: «Этот проект приведет к тому, что каждый студент Европейского Союза проведет один год за рубежом. При перемещении тысяч студентов будут заключаться десятки тысяч смешанных браков. В течение тридцати лет европейская элита станет европейской в буквальном смысле этого слова».
Европа с реализованной свободой передвижения может привести к ситуации, когда человек рождается и растет в Федеративной Республике Германии, учится в Великобритании, позднее работает в Германии или во Франции, чтобы затем провести свою «активную старость» в Италии. В Германии соседом будет бельгиец, коллегой по работе — турок, невесткой — датчанка и товарищем по клубу — испанец или венгр. Уже сейчас происходит европеизация, даже интернационализация нашей жизни. Европейское многообразие изделий, блюд и напитков, литературы, музыки и живописи, которым мы обладаем уже не одно столетие, многообразие научных исследований, моды и дизайна ежедневно — и в этом заключается новшество — переживается массами. Все это — признаки уже существующего и развивающегося мультикультурного общества, отвечающего наследию Просвещения, целям обеих европейских революций и идее республики.
Примечания
1) Ратко Младич (р. 1943) — главнокомандующий армии боснийских сербов во время войны в Боснии-Герцеговине. Гаагским международным судом ООН обвиняется в преступлениях против человечности, в частности в связи с «этнической чисткой» в городе Сребренице, разыскивается Интерполом (прим. ред.).
2) Istvan Csurka (1934-2012) — председатель правоэкстремистской венгерской Партии истины и жизни (прим. ред.).
3) Oberndorfer D. Der Wahn des Nationalen. Die Alternative der offenen Republik. Freiburg i. Br., 1993.
4) Arnulf Baring (р. 1932) — историк и политолог (прим. ред.).
5) Ральф Дарендорф (1929-2009) — социолог, либеральный политический мыслитель, член британской Палаты лордов, член Бундестага, ректор Лондонской школы экономики и политических наук (прим. ред.).
6) Christian Meier (р. 1929) — историк и публицист, специалист по истории древних Рима и Греции, а также по истории демократии и политики (прим. ред.).
7) В этих городах в 1992 и 1993 годах немецкими националистами были подожжены дома, в которых проживали турки, вследствие чего погибло восемь человек (прим. ред.).
8) «Достоинство человека ненарушимо» (прим. ред.).
9) В Карлсруэ находится Федеральный Конституционный суд Германии (прим. ред.).
10) Немецкий историк и публицист (1909-1994), сын писателя Томаса Манна (прим. ред.).
11) Конфликт германского канцлера Отто фон Бисмарка с католической церковью (прим. ред.).
12) В этом году прусские войска побили австрийскую армию, вследствие чего Австрия осталась за пределами объединенной под прусским началом Германии (прим. ред.).
13) Штауфены — западноевропейская императорская династия XII-XIII веков, произошедшая из юго-западной части нынешней Германии (прим. ред.).
14) Здесь 30 мая 1832 года прошел первый массовый митинг немецких демократов-республиканцев (прим. ред.).
15) Franz Schonhuber (1923-2005) — баварский радиожурналист и политик, основатель и председатель немецкой националистической партии «Республиканцы» (1985-1994) (прим. ред.).
16) Cohn-Bendit D., Schmidt T. Heimat Babylon. Das Wagnis der multikulturellen Demokratie. Hamburg, 1992.
17) Bassam Tibi (р. 1944) — профессор международных отношений Геттингенского университета (Германия), сирийского происхождения. Приобрел широкую известность как специалист по современному Ближнему Востоку и исламским политическим течениям. (прим. ред.).
18) Das Manifest der 60. Deutschland und die Einwanderung // Bade K. J. (Hrsg.). Munchen, 1994.
.60b.jpg)
