Фильм Аркадия Когана «Янковский» шел в столичных кинотеатрах полтора месяца. Для документального кино, к тому же отечественного, своеобразный рекорд, В начале года лента была удостоена национальной кинонаграды «Золотой орел» в категории «лучший неигровой фильм». Мы поговорили с известным режиссером о феномене великого актера, о кино, о современном состоянии документалистики в России.
— Для начала позвольте поздравить Вас с «Золотым орлом». Это ваша первая крупная награда?
— За этот фильм первая. Из российских наград у меня практически все, кроме «Орла», были. «Орел» первый, но у меня была уже номинация на «Орла» за фильм «Юрий Арабов. Механика судьбы» в 2008 году.
На самом деле, Янковский был абсолютно закрыт. Какой он был реально, скорее всего, мало кто знал, даже его родные братья.
— Я бы хотел начать интервью с самого, может быть, простого вопроса. Почему именно Янковский? Правда, что он сам вас выбрал, когда вы снимали фильм о Михаиле Швейцере, что он поймал вас и сказал, что тоже хочет себе такой фильм?
— Ну он не поймал меня, просто я снимал с ним интервью для «Швейцера», и после того как он посмотрел фильм, он позвонил, поблагодарил, сказал, что ему очень понравилось. Дальше — абсолютно так ненавязчиво — задал вопрос о том, было бы мне интересно его поснимать, допустим? Я же не полный идиот, чтобы отказаться от этого? И я начал просто снимать его, безотносительно какой-то финальной формы. Речь шла о фильме к юбилею, а до юбилея тогда было еще далеко и мы так снимали, снимали, но потом нашу программу «Команду-2» разогнали…
Аркадий Коган. Фото: Мир Аркадия Когана
— Так все же почему Янковский? Если оставить за скобками то, что он сам взял инициативу в свои руки, все же… почему Янковский? Можно ли сказать, что Янковский в таком американском понимании «star», то есть всеми любимый актер, у которого в принципе не может быть провалов, тот, у которого каждая роль выстреливает?
— Янковский не просто «star», он «superstar». Такой карьеры нет в принципе ни у кого в нашем кино. Он всегда был на топовых ролях, он был лицом нескольких поколений, семидесятых, восьмидесятых. Это в принципе невозможно. Для этого надо обладать чем-то с большой буквы. С одной стороны, природным даром и лицом вот этим, которое, по словам оператора Михаила Аграновича, было уникальным, с другой стороны — магнетизмом. Ведь к нему люди тянулись, он притягивал людей, и это при всем при том, что он был закрытый человек. Внешне был очень располагающий к себе и на экране он казался абсолютно разным и доступным, в жизни он тоже был улыбчив и внешне открыт, но, на самом деле, Янковский был абсолютно закрыт. И почему я взялся за него? Потому что в этом есть некий феномен, есть некий размер таланта, есть какое несоответствие «чего-то» с «чем-то», его биографии, внешнего простодушия. Он не производил впечатление какого-то глубокого человека, хотя это обманчивое впечатление. Многие люди, которые его хорошо знали, утверждали, что внешняя простота была одной из его масок. Какой он был реально, скорее всего, мало кто знал, даже его родные братья.
— Его родные братья в вашем фильме рассказывают, что вот эти «семь-восемь уровней глубины», про которые шутил Марк Захаров, могли достигаться за счет его природного аристократизма, наследственного дворянства, которое он был вынужден тщательно скрывать всю жизнь.
— Дело в том, что глубина — это не наследственное. Глубина это природа плюс собственный большой труд, а там был никому не заметный титанический труд. Янковский внешне скользил и вальсировал по жизни, а внутренне он постоянно работал, и происходил очень жесткий отбор. Я его не идеализирую, что это был некий супермен или сверхкомпьютер, просто он умел выделять главное и был очень жесток в этом. При каких-то чертах характера, которые кому-то не нравились… ему многое прощалось за талант.
У чуда нет описания. Большой талант — всегда феномен. До какой-то черты вы можете проанализировать это, а дальше анализ заканчивается, и вы только стоите и смотрите, раскрыв рот.
— Да, создается впечатление от его ролей, что они сыграны с необычайной легкостью, но получается, что он больше был актер трудового плана, трудяга?
— Дело в том, самая лучшая работа — это та работа, которую не видно. Человек, проделав гигантскую работу, может сыграть так, что это не будет видно. Это сочетание труда и дара, но никакой труд не возместит талант. У чуда нет описания. Большой талант — всегда феномен. До какой-то черты вы можете проанализировать это, а дальше анализ заканчивается, и вы только стоите и смотрите, раскрыв рот.
— У вас в фильме Александр Збруев говорит, что Янковский был похож на всех сразу, что он мог с легкостью сыграть и председателя колхоза, и царя Николая II. Вы согласны с такой оценкой?
— Абсолютно. Благодаря этому Янковский и мог развиваться. Он шел от роли к роли, повышая планку. Есть актеры, которые существуют в определенном амплуа, для этого тоже нужен ум, талант и понимание своих рамок. Люди, которые этого не понимают, у них провал за провалом. У них есть небольшой талант, есть рамки, и они не могут за них выйти. А Олег Иванович двигался по восходящей, потому что он был внежанровым, он мог все что угодно сыграть.
Отрицательный герой
— Как тогда вы оцениваете его «отрицательных героев»? Например, Стэполтона или графа фон Палена. Не кажется ли вам, что Янковский своим талантом делал отрицательных персонажей притягательными? И в добавление к этому, почему, на ваш взгляд, Янковский отказался от роли Воланда в фильме Владимира Бортко, которая в итоге досталась Олегу Басилашвили?
— Со второго начну. Я натыкался на какие-то объяснения этого, но я в точности сейчас не смогу воспроизвести его ответ. Просто Олег Иванович был избирательным в материале. Я знаю, что он от очень многого отказывался. Видимо, в «Мастере и Маргарите» один из компонентов его не устроил. Что касается же «отрицательных персонажей»… отрицательные персонажи, это, как говорят в Одессе, самый «цимес» актерства. Актеры стремятся играть отрицательные роли, потому что в них есть амплитуда, есть, что играть.
— В «Собаке Баскервилей» у него хоть и второстепенная роль, но очень яркая, а в фильме «Бедный, бедный Павел» граф фон Пален в его исполнении даже заслонил самого императора Павла в исполнении Виктора Сухорукова.
— Янковский же всегда играет какую-то историю, он что-то рассказывает про этого человека, находит в нем то, почему он должен влезть в эту шкуру. Янковский не может играть с осуждением, он должен именно «влезть в шкуру». Вы же не существуете с ощущением «какой я плохой», если вы говорите «какой я плохой» — это прямой путь в клинику. У Янковского в «отрицательных ролях» не было раздвоения, он играл лучшее, что было в этих людях. На самом деле, графа фон Палена нельзя назвать отрицательным персонажем. Это человек со своими представлениями о достоинстве и о должном…
— Фон Пален думал, что он спасает Россию…
— Да, поэтому там нет стремления к личному благу…
Роман Толстого «Каренин»
— Если говорить о последних ролях Янковского и как раз вот о росте от роли к роли. Это, в первую очередь, Каренин. Есть мнение, что фильм Сергея Соловьева как раз про Каренина. В очень многих экранизациях романа Каренин представляется либо как негативный персонаж, либо вообще отодвигается на второй план и «затирается». Янковский же смог вывести своего персонажа на первый план.
— Что касается Каренина, то об этой роли, о ее связи с жизнью очень хорошо сказала Друбич, потому что это все происходило на ее глазах. Она даже говорила, что были варианты назвать фильм «Каренин». Я не берусь разбирать фильм как критик, сам фильм мне было сложно смотреть, так как он мне не очень нравится, но я посмотрел всю роль Каренина, которая мне очень симпатична. Она глубокая, там есть большая драма. Там нет схемы, вот этой истории о «старом злобном муже». Там есть большая человеческая драма мужчины, которого предали, который смог простить предательство и принять его. Это то, что происходит в жизни очень многих людей, и Янковский играл то, что близко каждому человеку на какой-то стадии его жизни. Если человек живет глубоко и сильно чувствует — у него есть такие моменты. Когда я снимал его интервью для «Швейцера» (там же «Крейцерова соната», опять Толстой), Янковский сказал мне то, что я не очень тогда понял, а спустя годы, когда его уже не было, я это понял. Он сказал, что это «и про меня и про вас». Сказал он это, глядя на меня. Хотя мне тогда было тридцать с небольшим, я был молодой и глупый, а он уже много что пережил. И он сказал мне, что это про меня. И спустя годы я понял, что и это про меня. Это свойство большой литературы — касаться всех. И это огромное мастерство прожить это, пропустить через себя и донести до всех так, что сердце сжимается. Действительно, эта роль, Каренина, она выламывается из фильма, выпадает. Она больше этого кино, мне кажется.
— Еще хотел спросить, о роли митрополита Филиппа в фильме «Царь». Как вы ее оцениваете и почему история этой роли не попала в ваш фильм?
— Дело в том, что у него порядка ста ролей и выбиралось то, что было знаковым и касалось его биографии. Там много мотивов. Она и не вошла. К тому же он играл ее, уже будучи смертельно больным. У нас были съемки его последнего спектакля, «Женитьбы» Гоголя, где он больной и практически неузнаваемый. У нас ни одного кадра из этого спектакля нет в фильме. Мы хотели показать его живым, а не умирающим. Хотелось сделать кино, адекватное ему, его образу, а его образ не был трагичен. Он был легкий и более светлый. Когда был готов первый вариант фильма, и когда мы все его посмотрели, и я, и продюсеры, и Филипп Янковский, и обсуждалось как быть дальше, я согласился, что этого не надо. Это принципиальное решение.
Кино — это возможность воскрешения
— У вас есть эпизод в картине с фотографией из фильма «Тот самый Мюнхгаузен», которая висит у Леонида Ярмольника, и которая бледнеет, бледнеет и уходит. Янковский сливается с фоном и пропадает. Когда уйдет эпоха — Янковского забудут? И ваш фильм это попытка удержать время? Это именно попытка памяти?
— Что будет, когда уйдут те, кто знал Янковского, и что останется — это не нам судить. Есть всегда какая-то конкретная задача, которую ты решаешь. Кино — это возможность воскрешения. Задача была гораздо проще — добиться того, чтобы мы почувствовали то же, что чувствуют большинство героев фильма, те, кто знали его лично, друзья Янковского. Передать присутствие человека, который уже ушел. Такое ощущение есть в жизни каждого. Есть ушедшие люди, и близкие чувствуют их присутствие. Хотелось этого добиться, если коротко.
Парадокс Янковского как актера в том, что он «не перевоплощался в другого человека, а был им».
— Есть мнение у кинокритиков, что все роли Янковского похожи. Что он постоянно играет одну и ту же историю, одного и того же человека, под разными масками просто. Если исходить из этого тезиса, какая роль и какой фильм наиболее полно выражают его лирического героя? Многие считают, что это «Полеты во все и наяву» Романа Балаяна.
— Я не согласен с этим мнением. Как раз парадокс Янковского в том, что у него нет повторений, он везде разный. Возьмите фильм «Филер». Он играет там абсолютное ничтожество, человека, который просто раздавлен и убит. Возьмите фильм «Доктор Живаго», и он там уже совершенно другой. Это совершенно разные люди, люди с разной психикой. Как говорил Тодоровский, парадокс Янковского как актера в том, что он «не перевоплощался в другого человека, а был им». Большой актер становится другим человеком, из плоти и крови, и ты видишь нового человека, а не актера Янковского, который его изображает. Ему удавалось быть разным, а есть или нет у него лирический герой, пусть критики решают.
— Может быть, банальный или глупый вопрос, но какой у вас любимый фильм с Янковским?
— У меня нет любимой роли Янковского. Я не являюсь фанатом актеров, я не стремился там «сфотографиваться» или «прикоснуться». Просто по жизни пришлось работать с ними и снимать их. В детстве у меня висело два портрета на стене. После фильма «Щит и меч» у меня появился Станислав Любшин, а когда вышел свежий номер «Советского экрана» — появился Янковский. Сказать, что «Щит и меч» любимая картина — нет. «Два товарища» или «Любовник» — вообще нет.
Олег Янковский в роли дракона в фильме М. Захарова «Убить Дракона» (1989)
Ностальгия
— Ваш фильм шел в кино больше месяца, что для российского документального фильма большой успех, так как сети кинотеатров документальное кино не берут, а если и берут, то западное, а если и показывают, то они идут 1-2 недели, не больше. В одном из интервью вы сказали, что снимали фильм много лет, еще когда Янковский был жив. Сколько времени шла работа над фильмом?
— От начала съемок до выхода прошло действительно лет пятнадцать, но я не работал над ним пятнадцать лет. Я снимал Олега Ивановича год-полтора, потом был большой перерыв, мы почти не общались, потом его не стало и я даже не возвращался к этой мысли, пока продюсеры, с которыми я работал, не предложили мне доделать ленту. Это была инициатива Филиппа Янковского и семьи Куснировичей, с которыми он дружил. Если бы не «Боско» и фестиваль «Черешневый лес», «кина» бы не было. Если говорить суровым языком цифр, то у нас был бюджет, который позволил сделать то кино, которое хотелось сделать. Если нам нужно было физически оказаться на месте, где снималась ключевая сцена фильма…
— «Ностальгия»?
— Да, «Ностальгия». Я понимаю, что в мире Янковского знают по фильму Тарковского «Ностальгия». Его действительно знают. Просто если вы возьмете и остановите любого итальянца и скажите «ностальгия», «свеча», он ответит, «да-да, Тарковский». У нас был даже эпизод: мы приехали в гостиницу и нашли метрдотеля, который по фотографии вспомнил, что Янковский жил в этой гостинице. Мы имели возможность «воскрешения» при помощи всех возможных средств. Людей. Хроники. Мы нашли незаконченный фильм Семёна Арановича «Agnus Dei», который очень органично лег на историю семьи Янковских. Фрагменты, которые связаны с арестом отца Янковского, они идут как раз на кадрах этого фильма. Из таких вот кусочков мы смогли сделать ленту. У нас был еще большой период производства. Из всего вместе и сложился фильм.
— Считается, что у Янковского был один большой провал — это «Гамлет». После этого в нем взыграла такая злоба…
— Злоба это громко сказано. Злость спортивная, скорее всего. Он мне говорил во время интервью, что спектакль «Гамлет» был встречен критиками очень негативно. А человек, который с первой роли привык к полному успеху, для него это удар неслабый. Это как отличник, который получает двойку. Многие люди на этом ломаются. Но большие люди, они растут не от победы к победе, а от поражения к поражению. Сказать, что Янковский рос от поражения к поражению я не могу, но после «Гамлета» вышла «Крейцерова соната», и это был огромный успех. У нас, правда, этот фильм не особо любят, он длинный, его тяжело смотреть, хороших копий нет…
— Может ли жизнь Янковского служить хорошим материалом для художественного фильма, для байопика? Или его реальная жизнь была ровной, размеренной и в ней ничего интересного?
— Жизнь Олега Ивановича не была ни ровной, ни размеренной, и в ней было много всякого, что подошло бы для байопика. Но пока живы близкие и люди, которые в этом во всем принимали участие, дети, внуки, я думаю, что полноценный байопик невозможен.
— В Европе и в Америке есть традиция, когда биографические кино снимают еще при жизни человека…
— Есть такой термин «все на продажу». Люди готовы продать свою историю или историю своего близкого, чтобы дальше спокойно жить в Малибу и курить бамбук. Но дело в том, что у нас, во-первых, не Америка, и у нас никто денег на такой фильм не даст, а во-вторых, жена Олега Ивановича не позволит это сделать, и я буду с ней абсолютно солидарен. Человек имеет право на частную жизнь.
— В одном из интервью, вы сказали, что сами попали в кино по воле случая, и у вас в фильме Олег Меньшиков передает слова Янковского о том, что тот стал звездой, «потому что так карта легла». Мог ли Янковский как актер вообще не случиться?
— Во всем есть доля случая и доля закономерности. Но чего больше, я не берусь судить. Но сказать, что он так случайно зашел, и так случилось — нельзя. У каждого человека есть какое-то предназначение. Он очень хорошо чувствовал, что ему многое дано, свою ответственность. Случаем это невозможно объяснить. Так же и я попал в кино не случайно, я этого хотел. Никто не приходит случайно, даже те, кто говорят, что пришли случайно. Это слишком кровавое и тяжелое занятие, чтобы случайно им заниматься.
Унылый пейзаж и дяденька с бумажкой
— Вы сказали, что у молодых людей сегодня нет желания и стремления учиться, потому что жизнь за окном интересней, что в свое время, когда вы учились, когда была эпоха застоя, жизнь была предсказуема, герметична и только и оставалось, что сидеть в библиотеке или в кино…
— Жизнь была медленной…
— Да, не кажется ли Вам, что сегодня у нас ренессанс застоя, и что пока тектонические плиты истории снова не пришли в движение, надо сидеть дома, читать книжки, смотреть фильмы и накапливать багаж на будущее?
— Это всегда надо делать. Вопрос в том, что сейчас соблазнов больше и возможностей больше. Тогда возможностей не было. Даже если бы ты хотел отвлечься — некуда было. Посмотришь за окно: унылый пейзаж и три машины. Включишь телевизор — там серая картинка и дяденька с бумажкой… и еще челюсть у него вываливается.
— Каково сегодня положение документального кино в России? Можете назвать несколько фильмов, которые вам приглянулись?
— Я не критик, я не отслеживаю процесс. Советская школа документального кино была очень мощная. Сейчас, в принципе, есть новая волна молодых документалистов, но есть и два негативных обстоятельства. Одно — это отсутствие интереса к этому у общества. Интересуется документальным кино очень малая его часть. Второе — это невозможность транслировать идею очень широко. Многие фильмы касаются болезненных проблем, которые вообще не выходят на общий уровень. Получается такой междусобойчик между критиками и авторами. Много фильмов делается не на очень высоком уровне. Есть любительское движение, нет именно процесса. Профессия появляется тогда, когда она востребована обществом. Мне один приглянулся за последнее время фильм. Польский фильм «Глубокая любовь», про парализованного дайвера, который начинался вообще как частная инициатива режиссера с небольшими деньгами, а в итоге она выросла в историю человека о преодолении. Кино все равно должно оставаться зрелищем.
— Даже если оно документальное?
— А почему «даже». А «Прибытие поезда» — это не зрелище было? Зрелище. Я студентам объясняю, что мало разговоров, должны быть визуальные образы. Должно быть зрелище. Человек все равно глазами смотрит кино, и оно его либо завораживает, либо оставляет безразличным.
Аркадий Коган — режиссер и сценарист документального кино. Лауреат премий ТЭФИ и Золотой Орел. Несколько лет делал на РТР собственную программу «Персона». Среди документальных работ автора — фильмы «Юрий Арабов: Механика судьбы», «Владимир Высоцкий и Марина Влади. Последний поцелуй», «Улыбка Гагарина». С 2002 года — главный режиссер дирекции научно-популярных программ Первого канала.
.60b.jpg)
