Земство между самодержавием и революцией: Иван Петрункевич

Срыв силовиками форума муниципальных депутатов в Москве и задержание там более 170 человек заставили многих наблюдателей вспомнить о противодействии властей Российской империи развитию земского и городского самоуправления. Императоры-самодержцы и их окружение относились к этой форме самоорганизации общества с постоянным подозрением.

При этом к XX веку земство смогло внести немалый вклад в развитие страны, обустройство по всей России образования и здравоохранения. С началом Первой мировой был создан ЗемГор — сеть земских и городских комитетов, обеспечивавших снабжение фронта, исправляя своей работой многочисленные недочёты в действиях правительства.

Но, как тогда, так и сейчас, правящая верхушка встречает в штыки попытки городских и местных депутатов исполнять свой долг и быть настоящими представителями народа. Предлагаем Вашему вниманию малоизвестный исторический документ 1879 года. Брошюру «Ближайшие задачи земства» написал Иван Ильич Петрункевич (1843-1928).

Видный земский деятель Черниговской губернии, председатель съезда мировых судей, он за 40 лет до 1917 года ясно видел, к чему идёт Россия: «борьба между государством и крайними вступает в новую фазу и обещает принять характер столь беспощадный, что под угрозой окажется уже не только утративший всякий смысл старый режим, неспособный хотя бы понять происходящие в мире перемены, но и самая наша родина, в течение двух веков неуклонно сближавшаяся с западноевропейской культурой и цивилизацией».

Поэтому Петрункевич собирал в 1870-е годы съезды земцев, стараясь создать организованную, но мирную политическую силу. Кроме того, он, с одной стороны, тайно встречался с народовольцами, убеждая их прекратить террор — а с другой, написав этот небольшой текст, в 1879 году пытался обратиться к властям Российской империи на заседании губернского земского собрания.

Усилия Ивана Петрункевича власти оценили в 7 лет ссылки. После всего 1,5 месяцев на свободе, он был сослан вновь. Потом стал земским гласным в Тверской губернии — до новой высылки в 1903 году. В 1904 году был одним из инициаторов создания «Союза земцев-конституционалистов», председательствовал на первом в России легальном земском съезде. Председатель «Союза освобождения» (1904-1905), один из создателей и лидеров Конституционной-демократической (кадетской) партии, основатель партийной газеты «Речь», депутат I Государственной Думы (1906). За подписание Выборгского воззвания провёл несколько месяцев в тюрьме.

Иван Петрункевич среди других депутатов Госдумы от Тверской губернии

В 1917 году сбылся прогноз Петрункевича из публикуемой нами брошюры 1879 года: без перехода страны от самодержавия к полноценной конституционной монархии дело кончилось революцией — и земство вскоре ушло в прошлое, вместе со старым строем. В 1919 году Иван Ильич эмигрировал из России вместе с родными, скончался в Праге.

Иван Петрункевич

Ближайшие задачи земства

Последние 3 года сделали нас, русских, свидетелями таких событий внутренней жизни России, которые невольно приковывают к себе внимание. После блестящих реформ начала царствования, с середины 60-х годов наступила реакция. Русское общество, не привыкшее к бодрости мысли, охотно пошло назад к тому положению опеки, из которого оно только что, казалось, вышло. Началась перекройка на старый лад новых реформ, и среди общества не нашлось желания противодействовать этому. Получив всё новое сверху, общество, естественно, не дорожило подачкой.

Поэтому интеллигентное русское общество было немало удивлено, когда узнало в начале 70-х годов о движении молодежи в народ. А между тем начавшееся среди молодежи движение росло. Правительство само раздувало его, создавая колоссальные процессы и принимая самые варварские меры относительно лиц в чём-либо подозреваемых. Ссылки усилились вместе с их жестокостью.

На наших глазах прошли: процесс московских социалистов, процесс казанской демонстрации, процесс 193-х, затем нам же пришлось видеть покушение на жизнь Трепова, вооруженное сопротивление Ковальского, его казнь; убийство Мезенцева и барона Гейкинга. Наконец, в эту минуту мы слышим об убийстве князя Кропоткина и о вооружённом сопротивлении в Киеве. Это события, известные всей России. А сколько же прошло таких, которые скрыты правительством от общества и известны лишь в небольшом районе?

Несмотря, однако, на то, что общество было непосредственно заинтересовано во всех этих событиях, оно осталось безучастным и ленивым зрителем. Трудно сказать, что в этом случае влияло: спячка ли, страх ли перед правительством или, наконец, социалистическая программа, поставленная партией движения. Вернее, что две первые причины, так как третья не была достаточно ясно формулирована самими руководителями дела, а в обществе она оставалась почти неизвестной.

В таком положении было дело до убийства генерала Мезенцева, когда правительство почувствовало всю силу маленького Давида. Оно растерялось и, сознаваясь в своем бессилии, настойчиво потребовало содействия самого общества к искоренению революционной партии. Русское общество не поняло всей важности этого момента. В обществе не нашлось того чувства независимости, той любви к свободе и того политического чутья, которые подсказали бы, что следует делать в такую минуту. Поэтому правительственный призыв вызвал не протест, а ряд адресов — пошлых, униженных, вполне ничтожных.

Отцы, у которых ежедневно вырывают детей для медленной и ужасной казни, просят новых казней над своими же детьми… Таково содержание большинства адресов. Какое печальное явление! Но что печальнее всего, так это то, что выразителями таких чувств русского народа явились его общественные органы — Земство и Городские Думы.

Благосостояние народа помрачено войной. Нищета беднейших классов, тягость налогов, невежество, казнокрадство, расхищение государственных имуществ, мотовство народных средств, финансовое банкротство, преследование учащейся молодежи, развитие политических доносов, административные ссылки сотнями — вот картина России.

Известно, что как первое, так и последние заключают в себе достаточно интеллигентных лиц, которые, будучи близко поставлены к общественным делам, основательно знают положение народа и его нужды. Эти люди, вероятно, не раз задумывались над бедностью и невежеством народа, над его беззащитностью, над произволом полиции и администрации, над невозможными налогами, над способом их взимания; эти люди, конечно, пробовали уже что-нибудь сделать и убеждались, что они бессильны, что и Земство и Думы в глазах правительства и даже его низших агентов представляют ничтожество, не заслуживающее какого-либо внимания. Казалось, что эти люди должны бы воспользоваться благоприятной минутой, чтобы прямо и откровенно сказать правительству:

«Мы не станем спорить, вредна ли пропаганда революционных идей в России, но спросим лишь, каким орудием ты приглашаешь нас бороться с ними. Революционные идеи распространяются печатью и живым словом, хотя на эту печать и на это слово ты пытаешься наложить свою карающую руку. Мы же обезоружены тобой. Мы не имеем свободы слова и науки, чтобы доказывать заблуждения и неверность доктрин наших противников. Правда, ты охотно предоставляешь нам доказывать это, но мы не можем и не хотим быть слепым орудием твоих велений; мы не можем бороться неравным оружием и всегда будем помнить, что нашим противникам грозит тюрьма, ссылка и каторга. Значит, ты предлагаешь нам быть шпионами и сыщиками? Но может ли народ взять на себя такую позорную роль? Мы далеки от революционных идей, но заявляем, что бороться с ними можем лишь силою мысли и слова, палачей же между нами не найдётся! Разделывайся же само и знай, что мы не шевельнём пальцем, чтобы помочь тебе, потому что, не желая революции, мы еще менее желаем сохранения старого строя».

Приблизительно так мы должны были бы отвечать. Но, к сожалению, так мы не отвечали, хотя нашлись земства, которые решились пользоваться минутой для проведения своих целей. Полтавское земство, как известно, составило правительству адрес, в котором выражает свою готовность бороться с революционными идеями и вместе с тем заявляет, что «вырвать зло с корнем и окончательно побороть пропаганду, предпринятую врагами правительства и общества, доступно лишь совокупными силами правительства и общества». Но затем Полтавское земство полагает, что «для достижения этой цели не существует в настоящее время такой легальной почвы, на которой могли бы объединиться силы правительства и всех земств Империи, так как деятельность последних Положением о земских учреждениях поставлена в пределы местных нужд».

Харьковское земство пошло вслед за Полтавским и приняло записку гласного Гордеенко, в которой под покровом густого тумана высказывается та же мысль, что правительство бессильно бороться с пропагандой новых идей, и что стоит ему поделиться властью с обществом, чтобы «вырвать зло с корнем».

Мы стоим близко к земскому делу и мы отличаемся подобающей консервативностью, но никак не можем согласиться с такой постановкой вопроса. Полтавское и Харьковское земства говорят правительству: ты ведешь войну с вредными идеями уже несколько лет, но они не только не погибают, а растут всё шире и шире: дай нам власть, и ты увидишь, какими молодцами мы покончим с ними!

Неужели на такой почве из такого зерна должно вырасти древо «Российской конституции»?

За получение доли власти земство принимает на себя обязательство уничтожить известный разряд идей и вместе с ними истребить людей, их распространяющих. Чтобы решиться вырвать что-либо с корнем, надо достаточно хорошо узнать дело и только тогда решить, то ли это зло, которое следует вырвать. Но разве мы знаем эти «вредные идеи»? Отсутствие у нас свободы печати не дало возможности носителям этих идей ясно и подробно формулировать их, но едва ли возможно сомневаться, что значительная доля их принадлежит не только лицам крайних воззрений, но и людям самого умеренного и даже консервативного образа мыслей.

Доказательства этому мы находим в записке Черниговского земства, составленной комиссией и, как слышно, одобренной большинством гласных, хотя не допущенной председателем к обсуждению в собрании. По мнению Черниговского земства, современное положение России представляет богатую почву для распространения революционных идей, которые находят себе пищу в организации средних и высших учебных заведений, в отсутствии свободы слова и печати и в полном неуважении к законам, как со стороны правительства, так и со стороны граждан.

Конечно, пища революционных идей не исчерпывается этими тремя вопросами. Но мы готовы допустить, что Черниговское земство не могло сказать более того, что им сказано, желая, вероятно, соединить в один дружный протест возможно большее число голосов и направлений. Тем не менее из записки совершенно ясно, что консервативным земским силам желательны: свободы слова и печати, неприкосновенность личности, уничтожение административной ссылки и произвола администрации, независимость крестьянского сословия от полиции, изменение системы налогов и образования в смысле льготном для массы населения и, наконец, исполнение правительством законов, им же издаваемых.

Вне земства и в нём самом есть люди, которые идут дальше и желают сверх того некоторых социальных и экономических реформ. Без сомнения, революционные идеи идут ещё дальше, но следует ли отсюда, что мы поднимаем руку на мысль, которая есть естественный продукт нашего положения и которая даже своими заблуждениями может принести пользу, отыскивая новые пути для улучшения этого положения?

Ещё менее мы можем взять на себя истребление людей, сеющих «зло». Пока они борются силою слова, мы не можем взять в руки другого орудия, кроме слова. Когда же находятся люди, которые прибегают к ножу и револьверу, то в руках правительства достаточно полицейской и судебной власти, чтобы справиться с преступниками. Напротив, мы должны напомнить правительству, что лучшим средством устранения подобных преступлений служит необходимая свобода граждан и законность действий самой власти.

Никакое правительство само не дает таких учреждений, которые бы надевали действительную узду на его произвол. Никакой народ не станет дорожить конституцией, не гарантирующей ни личности, ни имущества.

Итак, мы думаем, что Полтавское и Харьковское земства стали на ложный путь. Какие конституционные блага мы посулим русскому народу, когда наперёд обязуемся душить идеи и истреблять людей, ими живущих?

Напрасно думают, что русскому народу свобода мысли и слова не дорога. Этот народ уже два с половиной века терпит гонения за свои верования и до сих пор не может молиться своему Богу. Сколько среди него погибло людей за веру и за «вредные», но дорогие ему идеи!

Нет, такой конституции нам не нужно, и мы горячо протестуем против замены одного произвола другим. Между тем, мы полагаем, что продолжение существующего порядка вещей — немыслимо. Никогда еще Россия не представляла такого печального положения. Выдержав победоносную войну, Россия приняла роль подсудимой перед Европой и принуждена была заключить позорный мир. Благосостояние народа помрачено войной, и нужны многие годы, чтобы залечить открывшиеся язвы. Нищета беднейших классов, тягость налогов, невежество, казнокрадство, расхищение государственных имуществ, мотовство народных средств, финансовое банкротство, преследование учащейся молодежи, развитие политических доносов, административные ссылки сотнями — вот картина России.

Ожидать, что правительство одолеет такую задачу, — нет причины. Напротив, оно доказало нам свою неспособность справиться с положением, им же созданным. Прося у нас помощи, оно доказало нам свое бессилие в борьбе с маленькой, но энергичной партией.

Теперь очередь за самим обществом. Среди русского народа имеется много людей, далёких от революционного образа мыслей, но глубоко преданных интересам своей родины, проникнутых горячей к ней любовью и готовых отдать свой труд и свою жизнь для её блага. Этим людям недостает лишь единства целей и действия, чтобы стать силой, способной подчинить правительство интересам народа. Никакое правительство само не дает таких учреждений, которые бы надевали действительную узду на его произвол. Никакой народ не станет дорожить конституцией, не гарантирующей ни личности, ни имущества.

Поэтому люди, готовые служить народу, должны взять на себя почин в исполнении великой задачи. Наиболее удобным базисом такого движения должны сделаться земские учреждения, как единственный общественный орган, соединяющий в себе почти все элементы и сословия. Поэтому земство роковым путём идёт к своей политической миссии, и вопрос лишь в том — сумеет ли оно стать на высоту своей роли. Если эта задача окажется не по силам земству, если оно откажется от исполнения её — всё, что есть живого и мыслящего в обществе, примкнёт к революционному движению, а земство, как учреждение, умрёт вместе со смертью старого строя.

В настоящую минуту земство должно написать на своем знамени три положения: свобода слова и печати, гарантия личности и созыв Учредительного Собрания. Все остальные вопросы должны быть на время отложены.

Жизнь выдвигает вперёд ряд вопросов, разрешить которые должно земство, как выразитель желаний и стремлений русского народа. Хотя этот народ ещё верит в правительство и лишь на него рассчитывает в избавлении от своих бед, хотя земства, как представителя своих интересов, он не знает, но это потому, что земство до сих пор ничего не сделало для народа. Но как только земство поймёт всю необходимость экономической реформы; когда оно примет всю массу народа под свое покровительство от произвола полиции, когда оно смело и решительно потребует у правительства права свободно обсуждать свои дела, следить за расходами народного добра и считать свою личность неприкосновенной, — тогда весь народ будет на стороне земства, победа которого станет обеспеченной.

Ряд намеченных нами вопросов однако распадается на две категории. Одни, как свобода слова и печати и личная гарантия, должны быть потребованы земством немедленно. Другие же могут быть разрешены правильно в общем Совете представителей народа. Но этот Совет только тогда станет истинным выразителем интересов народа, когда он будет организован самим народом. Поэтому мы не должны быть фигурантами в конституционной комедии, а, отвергнув всякую конституцию, данную сверху, будем настаивать на созыве Учредительного Собрания.

Итак, в настоящую минуту земство должно написать на своем знамени три положения: свобода слова и печати, гарантия личности и созыв Учредительного Собрания. Все остальные вопросы должны быть на время отложены. Но, чтобы иметь возможность предъявить такие требования, все общественные силы в настоящее время должны быть направлены на изменение состава земских собраний.

До сих пор выборы земских гласных были вне внимания общества, — с этой минуты они должны быть предметом усиленной агитации. Земские собрания требуют серьёзной очистки и привлечения более живых и сильных элементов. Только при соблюдении этого последнего условия земство будет способно начать борьбу.

Избирая земство базисом движения, мы вместе с тем веруем, что все силы русского народа дружно соединятся, чтобы завоевать себе свободу, и тогда обновлённая Россия по праву займёт место среди цивилизованных народов.

Автор предисловия: Александр Гнездилов