Вадим Межуев. О нашей оппозиции

В фокусе
835 Копировать ссылку

Московские муниципальные выборы 2022 года, вслед за состоявшимися год назад выборами в Госдуму, подводят черту под существованием в современной России электоральной политики. Бесконтрольность и непрозрачность технологии дистанционного голосования становятся гарантией того, что теперь — каким бы ни был выбор граждан на избирательных участках — власти разных уровней всё равно достанут из шляпы нужного себе кролика. Как и изменения, случившиеся внутри РФ после и вследствие 24 февраля, это возвращает общество к вопросу о смысле существования и о целях работы организованной политической оппозиции в условиях современной России. Один из возможных вариантов ответа на этот вопрос предложил в 2018 году известный российский философ Вадим Межуев (1933-2019) в одной из своих последних статей. Текст под названием «О нашей оппозиции» Вадим Михайлович впервые опубликовал в социальных сетях, а затем в «Общей тетради» — бюллетене Школы гражданского просвещения. В наши дни эту статью Межуева есть смысл внимательно перечитать.

Нашу оппозицию принято ругать за недостаточную решительность, неспособность объединяться и договариваться между собой, личное соперничество, отсутствие продуманной и долгосрочной политической стратегии. Замечания во многом верные, хотя никто не может объяснить, как она вообще возможна в обществе, нанизанном на «вертикаль власти». Ведь главной заботой такой власти как раз и является искоренение любой политической оппозиции, реально претендующей на власть. Такая власть если и рушится, то в результате не победы оппозиции, а ею же вызванной и проигранной войны, как то было в Германии, Италии, Японии в прошлом веке. СССР вышел тогда из войны победителем, что несколько задержало его крушение, но оно произошло чуть позже в результате проигранной им холодной войны. Как же объяснить появление в СССР на закате его существования легальной политической оппозиции?

Прежде всего, надо было реабилитировать само понятие оппозиции в общественном сознании. В советское время звание оппозиционера было равносильно смертному приговору, служило синонимом государственной измены и предательства. Да и в дореволюционной России на протяжении большей части ее истории любая оппозиция Церкви или монархической власти квалифицировалась как опасная крамола, а сами оппозиционеры как «раскольники», «смутьяны», «бунтовщики». Оппозиция уходила в раскол, загонялась в подполье, ставилась вне закона, обрекалась на положение нелегальщины.

В годы перестройки политическая оппозиция была вроде узаконена юридически и морально, от нее уже не отшатывались как от чумы. Но, начиная с 1993 года, ее участие в политической жизни страны заметно ослабевает. Формально она и сегодня существует в системе законодательной власти, но ее влияние на принимаемые решения фактически сведено к нулю. Ее называют «системной оппозицией», но кто не знает, что это оппозиция только на словах. Никто не воспринимает ее всерьез, да и она не очень настаивает на своей оппозиционности. Те же, кто реально оппонирует сложившемуся порядку, опять ушли в раскол, в несистемную оппозицию, постоянно прессуются и преследуются властью. Негативное отношение к оппозиции вновь насаждается в общественное сознание посредством ТВ и органов печати, подвластных государству, а сами оппозиционеры расплачиваются за свою оппозиционность судебными преследованиями или просто публичной травлей. Официально закрепленный за ними ярлык «пятой колонны», «нацпредателей», «иностранных агентов», «русофобов» и пр. возрождает самую мрачную стилистику советских времен.

Возможность политических перемен многие политологи связывают с «расколом элит», так или иначе приближенных к власти. Нельзя, конечно, исключать подобный вариант развития событий, но, как свидетельствует история, он редко приводит к желаемому результату и часто заканчивается ужесточением режима. Приход к власти людей типа Горбачева подобен у нас историческому чуду, которое в свое время мы не оценили по достоинству, за что и расплачиваемся сегодня. А ведь именно тогда с оппозиции было снято клеймо извечного проклятия, хотя возникшая в то время оппозиция более всего способствовала отстранению Горбачева от власти. Сегодня мало кто верит в повторение такого чуда, да и власть, учитывая прошлый опыт, приложит все усилия, чтобы не допустить такого повторения.

Задумываясь о перспективе существования оппозиции в наше время, необходимо для начала довести до сознания широких масс четкое понимание того, зачем она вообще нужна и чем должна быть в своем собственном качестве. Без этого все разговоры об оппозиции рискуют ограничиться интересами узкой группы особо посвященных лиц. Нельзя понимать под политической оппозицией любую борьбу за власть, например, ее захват революционным путем — посредством насильственного переворота или вооруженного восстания. Подобный путь не только редко приводит к желаемому результату, но и практически исключен в ситуации существования современных средств государственного надзора и контроля над всеми формами массового протеста. Выход на улицу способен, конечно, дать выход тем или иным протестным настроениям, но сам по себе не решает проблему власти в стране.

Легальная оппозиция видит свою задачу в завоевании власти мирным путем, являя собой в этом смысле альтернативу революции. В отличие от партии «профессиональных революционеров», подобной той, что когда-то пытался создать Ленин, она может быть представлена только партией «профессиональных политиков», использующих в борьбе за власть исключительно мирные средства. Существование оппозиции прямо зависит от наличия в обществе людей, считающих политику своей профессией. Дефицит таких людей в стране и является главной причиной слабости и неустойчивости политической оппозиции. В чем же состоит профессия политика? На этот вопрос когда-то пытался ответить Макс Вебер, но мы попытаемся поставить его применительно к российским реалиям, сводящим политику исключительно к действиям авторитарной власти.

Любой политик, естественно, борется за власть, но только профессиональный политик пытается заполучить ее посредством свободных выборов. Даже потерпев поражение, он остается политиком, пусть оппозиционным — парламентским или внепарламентским. Оппозиция для него — не менее важная форма его политической активности и деятельности, чем сама власть. И только она позволяет ему бороться за власть в ходе выборов. Демократия тем и отличается от иных форм правления, что является властью не чиновников, а политиков, то есть тех, кто вышел из рядов оппозиции. Кто попадает во власть окольным путем, минуя выборы — не политики, а чиновники. Люди, не прошедшие предварительной школы оппозиционной деятельности, сделавшие политическую карьеру путем аппаратных интриг и бюрократических перестановок, не способны увидеть в оппозиции нечто равное себе. Даже согласившись терпеть рядом с собой тех, кого они называют оппозиционерами, они не могут смириться с открытым проявлением последними своей оппозиционности. Не имея навыков публичной политической деятельности, они понимают под политикой лишь право отдавать приказы и команды, обязательные для исполнения. Здесь корень политической профнепригодности многих представителей нынешней правящей элиты. Их власть — даже не власть одной партии с единой идеологией (как то было в СССР), а случайных людей, чьи взгляды, политические убеждения, особые заслуги на государственном поприще никому неизвестны или вообще отсутствуют. Механизм их прихода к власти скрыт от глаз общественности, целиком обусловлен личными связями и внутрикорпоративными соглашениями. Никакого порядка, помимо полицейского, такие «политики» предложить обществу не могут.

Непрофессионализм — угроза любому делу, но в политике особенно опасен. Он дает знать о себе в неспособности власти вступать в публичный диалог со своими политическими оппонентами, отстаивать свою позицию в открытой дискуссии. В любой оппозиции такая власть видит нечто предельно опасное для себя, а наиболее приемлемым языком для разговора с ней считает язык угроз и запугиваний. Такая власть и защитить себя может только внеправовыми действиями. Ее решения не подлежат критике в средствах массовой информации, не могут быть оспорены оппозиционными партиями, а если такое и случается, то только власть решает здесь, кто из них достоин быть представлен в борьбе за голоса избирателей. Лишь после того, как появятся люди, не просто критикующие власть (такие будут всегда), но способные вступить с ней в политическую борьбу на равных правах, можно говорить о появлении в обществе профессиональных политиков.

Пока оппозиция не станет столь же важным элементом политической системы, как сама власть, у нее нет шанса быть чем-то большим, чем просто сборищем политических маргиналов. Но что ей делать до того, как она получит такое признание? О мнимой оппозиционности так называемой «системной оппозиции» уже говорилось. Разумеется, и в этих условиях оппозиция может призывать население голосовать за нее на выборах, но вряд ли ее призывы будут услышаны большинством, более склонным доверять официальной риторике и пропаганде. Но как еще оппозиция может проявить себя в такой ситуации?

На мой взгляд, основным направлением оппозиционной деятельности в таких условиях становится сфера сознания, политического просвещения. Если нельзя пока победить власть на выборах, ее можно превзойти в области теоретического видения и понимания действительности. Разумеется, второе не отменяет первого, но во много раз усиливает его значение в профессиональной деятельности политика. В ситуации запрета на открытую политическую оппозиционность главным противником власти, как о том свидетельствует вся история Нового времени, становится человеческий разум, служение которому и объединяло все оппозиционные силы. В недемократической стране профессиональная политика нуждается не просто в действующих оппозиционерах, но и в первоклассных интеллектуалах, способных стать лидерами общественного мнения. Победа в соревновании умов всегда предшествует победам в политическом соревновании. Конечно, и здесь возможны разного рода запреты, но сделать это намного труднее. Инакомыслие, вытесненное на периферию общественной жизни, создает свой собственный язык, на котором можно говорить о том, о чем власть не хочет слышать. Такое инакомыслие намного опаснее для власти, чем даже легальная оппозиция. Вся история советского инакомыслия тому пример. Оно не реформировало систему, как того хотело, но стало мощным катализатором ее разрушения. Остается только надеяться на то, что в конкуренции с недемократической властью наша оппозиция, не будучи пока сильнее ее, окажется намного ее умнее и убедительнее, пусть хотя бы в вопросах социального и политического устроения нашего общества.

27.09.2018