Георгий Львов. Забытая возможность

Из всех государственных руководителей за последние 100 лет, бесспорно самый малоизвестный — князь Георгий Львов (1861-1925), возглавлявший Временное правительство России с марта по июль 1917 года, до Александра Керенского. Даже о Константине Черненко, 13 месяцев занимавшем пост генерального секретаря КПСС в 1984-1985 гг., вспоминают и говорят чаще. Так что же это была за фигура в нашей истории? Почему и за какие заслуги именно на него, после отречения последнего императора, была возложена почетная, но тяжелейшая обязанность возглавить Временное правительство воюющей России? И почему Георгий Львов в итоге не справился с теми задачами, которые ставили перед ним время и судьба?

Георгий Евгеньевич Львов родился 21 октября 1861 года — в год отмены крепостного права. Семья его происходила из древнейшего рода Рюриковичей, но ко времени его появления на свет уже была совсем не богата. Отец Георгия Евгеньевича, Евгений Владимирович — был близок к славянофилам, служил уездным предводителем дворянства в Тульской губернии и поддерживал реформы Александра II.

Молодой Георгий Евгеньевич Львов бывал в домах, куда приходили Иван Аксаков, Владимир Соловьев, Федор Достоевский, Лев Толстой, Василий Ключевский, он впитал в себя и западничество, и славянофильство, и толстовство.

Окончив юридический факультет Московского университета в 1885 г., Львов начал работать в судебных и земских органах Тульской губернии. Примкнул к земскому либеральному движению, стремившемуся содействовать развитию России «снизу», на местах прокладывая дороги, обустраивая школы, больницы и приучая людей к самоуправлению. Был избран председателем Тульской губернской земской управы (1903-1906), участвовал во всероссийских земских съездах, требовавших народного представительства и гражданских свобод.

Во время русско-японской войны 1904-1905 гг. впервые ярко проявился тот раскол между земством и государством, который станет решающим в судьбе князя Львова. Он стал одним из лидеров движения двух десятков земств из различных регионов империи, предложивших властям свою безвозмездную поддержку для воюющей, плохо снабженной и не имеющей тылов армии. К огромному изумлению земцев, их предложения об отправке волонтеров для работы в тылу, о создании полевых госпиталей, просто о материальной помощи фронту неоднократно отвергались. Николай II, министр внутренних дел Плеве и другие первые лица империи страшно боялись общественной инициативы, едва ли не сильнее, чем поражения своей армии и победы Японии. Они боялись, что координируя свои усилия и создавая общеземские отряды, земство превратится в политическую силу, структуру, альтернативную правительству и более эффективную, чем правительство.

В апреле-мае 1904 года, после личной встречи с императором Николаем, Львову удается отправить на Дальний Восток 8 земских врачебно-продовольственных отрядов, в том числе и два — из его родной Тульской губернии. Сам он приехал в Харбин в качестве главноуполномоченного земства. Впрочем, его полномочия были весьма эфемерны: в любой момент каждое его решение могло быть пересмотрено или отменено властями. Прибыв в Китай, на севере которого, в Маньчжурии, и разворачивались основные боевые действия, Львов и приехавшие с ним врачи, фельдшеры, медсестры с огромной энергией и рвением, в тяжелейших бытовых условиях, приступили к созданию полевых лазаретов и тыловых госпиталей. Создавались земскими отрядами также и полевые кухни, обеспечивавшие бойцов едой.

Так возникла всероссийская известность Львова. Георгия Евгеньевича, лично работавшего наравне с другими земцами в полевых условиях, спавшего порой на полу вагона, преодолевавшего естественное на первых порах недоверие военных чинов, в России чествовали как настоящего героя, подвижника.

Прощаясь с общеземской организацией, главнокомандующий армией Н.П. Линевич сказал: «Приехав сюда, вы увидели в земских лазаретах большое число больных и раненых и видели рядом хорошо обставленные лазареты военно-санитарного ведомства почти пустыми. Я хочу отметить, чем это обусловливалось. В военно-санитарных лазаретах солдат всегда чувствовал себя только солдатом, а в земских отрядах он чувствовал себя не только солдатом, но и сознавал себя человеком. Вот почему солдаты всегда стремились и желали быть помещенными в земские лазареты. За такого рода отношение к больным и раненым воинам прошу вас передать мою особенную благодарность всему медицинскому и служебному персоналу земских отрядов».

В 1906 году Георгий Львов становится членом Партии кадетов и избирается в Первую Государственную думу от города Тулы. Его рассматривали как одного из возможных кандидатов в «ответственное правительство», о котором вели переговоры часть окружения императора и кадетская партия. Однако, когда эти переговоры окончились неудачей и роспуском I Государственной думы, Львов, не имеющий большого интереса к партийной и парламентской политике, возвращается к общественной деятельности и земской работе.

В 1913 году Московская городская дума избирает князя Львова городским головой Москвы, но министр внутренних дел отказывается утверждать его в должности.

В июле 1914 во главе с князем Львовым создается Всероссийский земский союз помощи больным и раненым воинам. Через год союз объединяется с Всероссийским союзом городов в единую организацию — Объединенный комитет Земского союза и Союза городов (Земгор). За короткий срок эта организация помощи фронту во время Первой мировой войны становится основной организацией, занимавшейся оборудованием госпиталей и санитарных поездов, поставками одежды и обуви для российской армии. В первые же месяцы войны земство под руководством Львова создает госпитали, рассчитанные на 150 тысяч раненных, а через некоторое время число мест достигает 200 тысяч, что в точности отвечало задачам, которые ставились государством.

240 тысяч полотнищ для солдатских палаток, 60 миллионов теплых вещей для армии, закупка в США 3 миллионов пар сапог, 1 миллиона 700 тысяч пар ботинок — всё это и сбор денег на эти задачи было работой Земгора и князя Львова. За первые четыре месяца войны было закуплено медикаментов на 1 245 780 рублей. И это было лишь начало: к началу 1917 года закупки медикаментов обходились в 1 миллион рублей ежемесячно, а на 1917 год было запланировано собрать и использовать для медицинских и гигиенических нужд более 17 миллионов 400 тысяч рублей.

Как отмечает историк Т. Полнер: «К этому времени среди учреждений Земского союза действовали уже два собственных завода в Москве, изготовлявших предметы медицинского снабжения. Один из них, завод санитарной техники с 700 рабочими, представлявшими 12 цехов, производил различных предметов оборудования на 4 миллиона рублей в год по ценам ниже рыночных на 15, 20 и даже 40 процентов. Другой завод — химико-фармацевтический, переделанный из купленного Земским союзом пивоваренного завода, начал функционировать с июля 1916 года. Постепенно расширяясь и увеличивая производство под руководством лучших профессорских и технических сил Москвы к июлю 1917 года он производил уже продуктов на 300 000 руб. в месяц».

К концу 1916-го годовой бюджет одного лишь Земского союза достиг 600 миллионов рублей и продолжал расти. В 1914 году все земства России ассигновали на военные нужды 12 миллионов рублей, а в 1915 году — 32 миллиона. Работа такой огромной машины, действующей на основе общественного энтузиазма, требовала от ее руководителя безукоризненной честности и исключительной точности в финансовых делах. Львов от имени союзов приобретал заводы и другие предприятия, как прямо работавшие на фронт, так и способные приносить средства для помощи армии. Понемногу, убедившись в чрезвычайной эффективности Земгора, государство стало выделять ему деньги, чтобы он самостоятельно решал важнейшие задачи обеспечения фронта.

При этом, с точки зрения высшей бюрократии, общественные организации, являлись добром лишь отчасти. Недоверие царского правительства к любой общественной инициативе отражалось на работе Комитета. Организации мешали под различными благовидными предлогами. Многие оптимальные решения принимались с большим опозданием или и вовсе отвергались. Огромной проблемой, которую земцы не могли решить без поддержки государства, были многочисленные беженцы из районов боевых действий, уезжавшие от войны вглубь страны, где ничего не было готово к их появлению и отдельные от властей усилия Земгора не могли решить проблему целиком. Правительство не было готово ни взять ответственность на себя, ни создать возможности для общественных организаций действовать вполне самостоятельно.

Огромное подозрение вызвало у властей готовность земства снарядить и отправить на фронт 80 тысяч землекопов и плотников, которые под руководством квалифицированных инженеров и техников строили бы укрепления, рыли окопы и траншеи.

На собрании земских уполномоченных 12-14 марта 1916 года князь Львов говорил: «Мы пережили за полгода, что не виделись с вами, много огорчений во всех областях нашей деятельности. Это было тяжелое полугодие решительного натиска власти на общественность. Они наносили свои удары в забвении великого дела победы и нравственного долга перед родиной. Напомню вам наиболее крупные из них. Отказ в приеме избранной вами депутации, поход на союзы по поводу отчетности, отнятие дела попечения о беженцах, запрещение созыва нашего собрания. Не буду останавливаться на бесконечном ряде более мелких. Все, кто работают, знают, что мелкие толчки и уколы создают атмосферу работы, и атмосфера, созданная ими для нас, господа, для нашей работы, не может быть названа иначе, как удушливой.

Теперь мы должны сказать — факт разрушения внутреннего единства страны налицо. Власть не обновлена, постоянно сменяющиеся новые люди у власти не изменили ее в сущности. Напротив, они последовательно друг за другом только понижали ее достоинство. Отечество, действительно, в опасности. Мы не занимаемся политической борьбой. Наша политика творится самым фактом нашей работы, имеющей государственное значение. Политику и политическую борьбу ведут против нас те, кто не занят делом спасения родины, а спасением своих личных позиций.

Слава Богу, господа, отпадение от общей народной жизни, от общих народных стремлений, правительственной власти не мешает небывалому единодушию всех истинных сынов России. В полном единении с армией и с народными представителями мы должны помнить, что и наша работа — есть государственная работа. Не потому, что мы делаем дело правительственной власти и ее учреждений, а потому, что мы выковываем в этой работе единство общественных сил и государственное могущество».

Общественный деятель М.В. Челноков, сподвижник Львова, в сердцах говорил в одной из правительственных комиссий: «Теперь вы нас зовете, просите помочь, охотно отпускаете средства. Пройдет немного времени, и вы начнете уже бороться и мешать нам. А окончится тем, что вы всегда делаете с общественными организациями, вам неугодными, — вы будете стремиться предать их суду. Почти все эти стадии уже прошли — осталась только последняя».

Запланированный на 9 декабря 1916 года съезд Земского и Городского союзов был запрещен правительством. Придирки и запреты власти толкали даже весьма умеренного Львова, мало интересовавшегося собственно политикой, к мнению о необходимости смены политического строя для победы в войне.

2 марта 1917 года, после отречения Николая II, временным комитетом Государственной Думы князь Львов был назначен министром-председателем и министром внутренних дел первого Временного правительства. Именно как блестящего менеджера, неподкупного и эффективного организатора сложнейшей работы, со всероссийской известностью, его выдвинули на пост главы правительства, по сути — главы новой России.

Однако князь не был готов к интригам между различными партиями в Правительстве и Советами. Он был настроен заниматься хозяйством и организацией полноценного снабжения фронта, отдавая вопрос будущего государственного устройства Учредительному собранию, выборы которого готовились. Но слишком многим силам в политической борьбе того времени национальное объединение для победного завершения мировой войны не было по-настоящему интересно, они боролись за власть в России и потому внимание главы правительства постоянно отвлекалось на вопросы этой внутриполитической борьбы.

3-5 июля в Петрограде произошли так называемые «Июльские волнения», проходившие при активном участии большевиков и анархистов. Многие историки рассматривают эти события как первую попытку большевистского переворота.

Столкнувшись с вооруженными мятежниками на улицах, правительство Львова применило силу. Погибло 40 человек (24 со стороны Временного правительства и 16 восставших), ранено было около 770. Это стало еще одной, едва ли не последней каплей, переполнившей чашу терпения министра-председателя. 7 июля в 2 часа дня Георгий Евгеньевич связался по телефону с председателем Государственной Думы Михаилом Владимирович Родзянко и сообщил о своей отставке:

«Я утром сего дня на заседании Временного Правительства заявил, что ухожу, т.к. по долгу совести и той присяги, которую принимал, вступая в Правительство, я не могу согласиться с той программой, которую новое Правительство должно проводить <…> Я сделал все, что мог: уступки, задержки, торговля, но уж когда прямо потребовали социалистических пунктов, я счел своим долгом уйти. Нельзя работать, т.к. много лжи.»

Уйдя в отставку, князь Львов удалился от политики. После Октября был арестован, три месяца провел в тюрьме, откуда смог выбраться почти чудом. В дальнейшем, уже эмигрировав, Георгий Евгеньевич занимался все последние годы своей жизни тем, что лучше всего умел: организацией общественной работы — сначала для снабжения Белой Армии, затем для объединения и взаимной поддержки российских эмигрантов. Его довольно раннюю, в 63 года, смерть связывали с перенапряжением от огромных объемов работы, которые привык выполнять Львов в течении всей своей жизни.

Изучая жизнь и судьбу первого главы Временного правительства России, мы можем убедиться, что драматический разрыв между государством и обществом, отчуждение и непонимание, недоверие властей к выдающимся общественным деятелям, запоздание с их приходом на ответственные посты уже сыграли роковую роль в истории страны век назад. Сегодня мы повторяем многие из уже единожды совершенных ошибок. 

Smart Power Journal публикует текст речи Георгия Евгеньевича Львова, которую он планировал произнести на съезде Земского и Городского союзов 9 декабря 1916 года.

Непроизнесенная речь 9 декабря 1916 года

Мы не виделись с вами девять месяцев. Со времени последнего собрания нашего 12 марта изменились соотношения государств, изменились соотношения воюющих народов, произошли громадные изменения в их духовной жизни, изменились отдаленные и близкие исторические горизонты; не изменилось только наше правительство. Его война с общественными силами, сперва затаенная, затем открытая, ведется им вне всякого соответствия с мировыми событиями и вне зависимости от участия нашего государства. Пусть потом несчастия затопят нашу родину, пусть великая Россия станет данницею немцев, лишь бы им сохранить свое личное, старое благополучие. 15 месяцев назад нас не допустили сказать монарху искреннего слова предостережения о надвигавшейся тогда грозной опасности гибельного разрушения того внутреннего единства, которое было провозглашено в самом начале войны с высоты престола как единственный верный залог победы. Им было страшно слово правды, которое мы бережно, осторожно несли из глубины народного сердца к престолу. Им было страшно соприкосновение царя с народом. Они испугались нас, поглощенных высокопатриотической работой на спасение родины, до такой степени, что запретили нам собираться и обдумывать наше патриотическое дело. Под видом забот о твердости царской власти они разрушают самые ее основы. Все силы власти своей они направили на устранение общественных сил от великого и сложного дела организации страны для победы, не выполняя сами самых важных и прямых обязанностей в этой области. Путем разрушения народного единства и сеяния розни они неустанно готовят почву для позорного мира; и вот уже не в предчувствии грозной опасности, а в состоявшемся полном разрыве идеала русского народа с действительной жизнью мы должны теперь сказать им: «Вы злейшие враги России и престола; вы привели нас к пропасти, которая развернулась перед Русским царством». Господа, то, что мы хотели 15 месяцев тому назад с глаза на глаз сказать вождю русского народа, теперь говорит в один голос громко вся Россия. Поистине нет ничего сокровенного, что не открылось бы, и тайного, что не было бы узнано. То, что мы говорили в ту пору шепотом, на ухо, стало теперь общим криком всего народа и перешло уже на улицу.

Но нужно ли теперь нам повторять то, что кричат на улицах? Нужно ли оценивать то, что уже оценено всеми? Нужно ли нам называть имена тайных волхвов и кудесников нашего государственного управления? Довольно... Каждому уже отмерено мерою народного суда по достоинству. Едва ли правильно останавливаться на чувствах негодования, презрения, ненависти. Не эти чувства укажут нам путь спасения. Оставим презренное и ненавистное. Не будем растравлять ран души народной! Общее положение нашего отечества сознано теперь всеми. Отечество в опасности. От Государственного совета и Государственной думы до последней землянки все чувствуют это одинаково. Всех охватила одна великая тревога за отечество. Высокое, святое чувство за родину-мать объединило всех, и в нем надо искать спасения.

Что же нам делать! Отдадим себе отчет в нашем собственном положении, в наших силах и в нашем долге перед родиной в смертельный час ее бытия. Оглянемся назад на пройденный нами путь, взглянем на нашу путеводную звезду. Не для борьбы с правительством позвали нас к государственным делам, и надо быть справедливыми, господа, к самим себе. Русская общественность не потерялась перед неожиданностью поставленных перед нею задач, не растерялась и перед растерянностью и бессильем власти. Я не собираюсь излагать перед вами историю роста нашей общественной, государственной работы от первого робкого миллиона до миллиарда рублей, покрывшего сложной сетью общественных организаций все фронты и всю внутреннюю Россию. Вы лично прошли этот тяжелый путь государственного труда под непрестанным обстрелом враждебной к нашей работе власти. Я хочу только указать вам на тот факт, что по мере роста участия народных сил в деле спасения родины росла и враждебность к общественным силам власти. Мы исполняли наш долг; все, что не одолевал сделать старый аппарат государственной власти, делали мы, общественные силы. Но в этом, все возрастающем росте горячей общественной работы на мировом пожаре, в этой организованной общественности власть видела и видит не радостное спасительное явление, а личную себе гибель, гибель старому строю управления. Как будто общественная работа, неразрывно связанная с подвигами армии на спасение родины, участи армии и о путях к победе. Они ведут борьбу за власть в своих руках, а мы — за целость, величие и честь России. Страна совершенно равнодушна к борьбе за власть и к происходящим личным переменам. Она давно утратила веру в возможность восстановления нарушенного правительством величавого образа душевной цельности и согласия жизни государственной переменой лиц. Страна жаждет полного обновления и перемены самого духа власти и приемов управления.

Куда же ведет нас наша путевая звезда, наш долг, долг истинных сынов родины? Когда историческая судьба призывает весь народ к государственной работе, а власть стала совершенно чуждой интересам народа, тогда ответственность за судьбу родины должен принять на себя сам народ. В такие роковые минуты нечего искать, на кого возложить ответственность, а надо принимать ее на самих себя. К ответственности призывается сама душа народа.

Удары судьбы всегда собирали народную душу, и она, только она одна и никто другой выводили всегда страну из опасности. Для спасения отечества требуется совершение национального подвига. И какое же может быть сомнение в том, что народ совершит его? Для здорового государства нет безвыходных положений. Нужно только соответственное напряжение энергии, ума, воли и любви к родине. Когда сознание опасности проникает в душу народную, охватывает всех и каждого, тогда выход из опасности находится.

Разве мы задумывались в момент объявления войны, когда немцы двинулись на нашу землю? Всем было ясно, что нужно делать; и что было нужно, было сделано, было достигнуто великое единение сил, и немцы остановлены. А после великого отступления от Карпат к болотам Полесья разве не было сделано то, что казалось совершенно невозможным? Разве армия не обеспечена теперь снарядами? Так повелевает совесть поступить и теперь, когда мы переживаем великое падение власти. Мы уже пережили ту грозу, которую мы с таким волнением и трепетом ожидали 15 месяцев тому назад, грозу отпадения власти от жизни народной. Власть уже отделилась от жизни страны, она не стоит во главе победного духа народного. Народ ведет войну, напрягая свои силы без руководства власти. Власть бездействует, ее механизм не работает, она вся поглощена борьбой с народом. Старая государственная язва розни власти с обществом покрыла собой, как проказой, всю страну, не пощадив и чертогов царских, а страна и молит об исцелении и страдает. Разве не сознаем мы, что над нами сбываются слова Евангелия: «Царство, разделившееся в самом себе, опустеет»? Разве не чувствуем мы, что великое царство наше разделилось само в себе, что разделение это проходит снизу доверху и дошло до самого сердца, до самого источника власти? В такие минуты, господа, нужны прежде всего самообладание и спокойствие. Нужна вера в силы России и мудрость народа. Нужна ясная цель и определенная воля к ней. Мы взывали к власти, мы указывали на пропасть, к которой они ведут царство и царя. Теперь, на самом краю пропасти, когда, может быть, осталось несколько мгновений для спасения, нам остается только воззвать к самому народу, к Государственной думе, законно представляющей весь народ русский, и мы взываем к ней. Душа народная скорбит смертельно и тоскует, как в смертных муках. Прислушайтесь к ним, поймите их, не расходитесь и найдите, не останавливаясь ни перед чем, пути спасения родины! Будем все на страже тяжко раненного властью нашего дорогого отечества и спасем его! Ибо никто уже спасти его не может, кроме самого народа. Только высокий подъем духа народного, только национальный подвиг могут спасти наше погибающее отечество. Вдохнем же в него новые силы, подымем его на высоту духа, перед которой не устоят никакие препятствия, откуда бы они ни шли, на нашем последнем пути к конечной цели нашей, к победе над врагом и к спасению целости, величия и чести родины!

Оставьте дальнейшие попытки наладить совместную работу с настоящей властью! — они обречены на неуспех, они только отдаляют нас от цели. Не предавайтесь иллюзиям! Отвернитесь от призраков! Власти нет, ибо в действительности правительство не имеет ее и не руководит страной. Безответственное не только перед страной и думой, но и перед самим монархом, оно преступно стремится возложить на него всю ответственность за управление, подвергая тем страну угрозе государственного переворота. Им нужен ответственный монарх, за которым они прячутся, — стране нужен монарх, охраняемый ответственным перед страной и думой правительством. И да сбудутся слова Писания: «Камень, который отвергли строители, тот самый сделался главой угла!»

При подготовке материала использована книга Т. Полнера «Жизненный путь князя Георгия Евгеньевича Львова». М.: Русский путь, 2001. Иллюстрация: Фонд Русское либеральное наследие 

Читайте также:
Манифест 17 октября. Доклад Сергея Витте
Павел Милюков. О трех лагерях