«Заповедник» в СТИ — это спектакль-размышление о жизни в ее ретроспективе, мифологическое путешествие в пространстве памяти, где большинство вопросов так и останется без ответа, запутавшись в паутине прожитых лет. Непреодоленный внутренний кризис, пассивное следование за обстоятельствами на фоне остановившегося времени в Пушкинских горах — и камертоном для краснокнижных маргиналов конца 70-х становится не кто иной, как Александр Сергеевич. С ним хочется советоваться, проверять себя по его «компасу». Но спектакль Сергея Женовача не только о тех, кто был выброшен на обочину «развитого социализма», а о человеке в целом, плывущем по течению. Спасаясь от действительности, он по слабости своей погружается в беспробудное пьянство, пустословит или предается мечтам о несбывшемся. Внутренняя эмиграция дается куда проще, чем попытки распрямить спину. И вот наступает момент честного разговора с самим собой.
Сценография Александра Боровского наполнена поэтическими символами и аллюзиями. Она овеществляет заповедный образ усадьбы Михайловское позднесоветского периода, петербургских «Литераторских мостков», чьи знаменитые обитатели продолжают незримо присутствовать в мире живых. Деревянный пирс берет начало в глубине сцены и упирается в небольшой пруд, который остроумно приспособлен под резервуар для охлаждения спиртного. «Земное» пространство, а с ним и первый акт полностью отданы на откуп мужчинам. Поперечный мост парит над сценой и ажурной дугой тянется к софитам — здесь птичьей стайкой гнездятся служительницы культа Пушкина, распушившие разноцветные перышки во втором акте. Две планеты — мужская и женская — тяготеют друг к другу, но не соединяются. Этот островок — средоточие как художественных смыслов, так и человеческих пороков — оторван от остальной суши и оттого кажется населенным сказочными существами. На них бесстрастно взирает посмертная маска Пушкина, которая в конце спектакля размножится и словно новогодний дождик заполнит пространство сцены многочисленными копиями. Удел гениев подвергаться механическому тиражированию.
«Заповедник» — спектакль неторопливый, камерный, как черно-белая классика. Режиссер перебрасывает мостик от Пушкина к Довлатову, протягивая его до наших дней. Перед началом спектакля зрителям предлагается отведать красное вино из пузатой бочки и посмотреть архивные кадры с участием брежневского Политбюро. Это бытовой и культурный контекст той эпохи, свидетельство бесцельности человеческого существования.
Ленинградский писатель Борис Алиханов — альтер эго Довлатова, Бродского, впрочем, и многих интеллигентов, которые не умеют встраиваться в марширующую колонну, но пытаются приблизиться к пушкинской «высшей объективности». Для него летняя работа экскурсоводом в Пушкинских горах — это возможность остаться наедине со своими мыслями, подвести предварительные итоги. Но отшельническая жизнь в «псковских далях» очень быстро наполняется знакомствами с местным диссидентами, почти что фольклорными персонажами. Как Питунин из пьесы израильского драматурга Михаила Хейфеца «Спасти камер-юнкера Пушкина», Алиханов неожиданно для себя находит в Александре Сергеевиче своего единомышленника. Ничего удивительного — два года, которые молодой Пушкин провел в ссылке в родном Михайловском, тоже стали для него временем размышлений и поворотных решений. В конце концов, случаются странные пересечения судеб — великого поэта, невостребованного автора, его уезжающей насовсем жены, восторженных почитательниц и спившихся мужиков.
Спектакль «Заповедник» в СТИ
На этом сходства заканчиваются. Сергей Женовач прибавил рассказчику-повествователю пару десятков лет, чтобы он мог не только отстраниться от себя самого, оглянуться на пройденный путь, но и созерцать окружающую его жизнь, сохраняя то самое пушкинские олимпийское равнодушие. Борис Алиханов в исполнении Сергея Качанова — человек, умудренный опытом, седовласый, по-библейски босоногий, готовый к покаянию. Под жизнеутверждающий гимн всех странников «New York, New York» он без сил падает у пруда, чтобы после хмельного сна и обнуления координат восстановить цепочку прошедших событий. Почти весь спектакль он стоит на краю нижнего моста и ведет разговор со своим отражением в воде. Совсем скоро ему придется перейти Рубикон. Внешняя статичность героя, его бездеятельность компенсируется яркостью внутренних противоречий, монологов, которые перерастают в диалог с каждым сидящим в зрительном зале. Поистине, «кто живет в мире слов, тот не ладит с вещами». Разлад с действительностью увеличивается пропорционально количеству выпитой водки. В отличии от героя Венички Ерофеева из «Москва — Петушки» (еще одна визитная карточка СТИ), Алиханов добирается до царства утопии и умудряется сохранить трезвость сознания.
Сергей Качанов органичен в каждом слове, каждом жесте. Его персонаж потерял ощущение будущего, а прошлое по инерции не отпускает его. В любой активности и преодолении обстоятельств он видит желание примкнуть к большинству. Поэтому единственная форма протеста для него — не борьба, а «освоение» жизни. Алиханова не тянет заграницу, и дело не в красоте берез и шедеврах Эрмитажа. Довлатов, как мы знаем, все-таки уедет в надежде когда-нибудь вернуться к своему читателю (опять-таки будущему!). Как у нас водится, Родина ответит взаимностью слишком поздно.
Персонаж «Заповедника» потерял ощущение будущего, а прошлое по инерции не отпускает его. В любой активности и преодолении обстоятельств он видит желание примкнуть к большинству. Поэтому единственная форма протеста для него — не борьба, а «освоение» жизни.
Алиханова по-прежнему волнует родной язык, а на чужом, заокеанском, при кажущейся простоте изучения уже невозможно будет шутить, и человек волей-неволей переродится в другого. Может быть, даже более симпатичного, но другого. А хорошего человека, по словам его жены Тани (Катерина Васильева), любить неинтересно. Она единственный персонаж, который чувствует себя в мире вещей, как рыба в воде. В ней борются две Татьяны — с одной стороны, жертвенная и терпеливая русская женщина, с другой — способная на решительные и бескомпромиссные действия. Побеждает протест против застойной и безрадостной жизни, поэтому она решает уехать. Сомнений нет, все сложится хорошо, но станет ли она счастливее? Вряд ли.
Что до пушкиногорских мужчин, то они не занимаются ничем, кроме совместных возлияний на нижнем мостике, и все вместе образуют монументальную группу, почти что памятник эпохи. Они вылавливают из пруда вожделенные бутылки, философствуют и делятся убогими откровениями. Злостный нарушитель общественного покоя и самозваный глашатай «Пионерской зорьки» Валерий Марков (Даниил Обухов), предприимчивый ленинградский беллетрист Стасик Потоцкий (Александр Николаев), уводящий туристов в лес, чтобы показать спрятанную большевиками «настоящую» могилу Пушкина, соседи Толик (Александр Медведев) и Михаил Иваныч (Дмитрий Матвеев), упражняющиеся в ссорах из-за выпивки — скрылись в заповеднике и держатся кучкой в надежде, что внешний мир не приберет их к рукам. И вроде бы хочется сбежать, но страшно. Во втором акте Алиханова возьмется перевоспитывать знающий толк в идейно-политических беседах майор Беляев (Никита Исаченков). Он невзначай достанет бутылку и пачку печенья «Юбилейное» и научит заблудшую душу пить с интервалами, не переусердствуя, попутно обличит крестьян, позабывших как запрягать лошадь и сеять пшеницу, и порассуждает о долготерпимости органов, которые карают скрепя сердце. Гроза местных тунеядцев и тайных диссидентов товарищ Беляев за годы заповедной жизни стал своим в доску и активно содействует надвигающемуся развалу.
Спектакль «Заповедник» в СТИ
Но самая диковинная достопримечательность Михайловского — гений чистого познания из Ленинграда Володя Митрофанов (Лев Коткин), обладатель целого букета таких причудливых заболеваний, как полная атрофия воли, неспособность к самым простым действиям и запредельная лень. Митрофанов превратился в «явление растительного мира» с ангельски сложенными на груди руками и полузакрытыми сонными глазами. К нему в рот залетела оса, после чего его пышнословная речь стала походить на вязкий ягодный кисель. В ансамбле у пруда он возвышается над остальными собутыльниками. В Заповеднике он не только экскурсовод, но прежде всего образчик гениального духа, лишенного материи.
Понятна досада филокартистки (Мария Корытова) — охотницам за женихами сюда ехать не стоит, мужики перевелись. Тем более, что прекрасная половина человечества обитает на верхнем мостике и не вступает с ними в прямое взаимодействие. Только жена Алиханова занята мыслями не о Пушкине, а о предстоящей эмиграции, оттого «отбывает ссылку» на «мужском» мостике. Сверху доносится сладкоголосый девичий хор, разложенный на партии, проникновенно декламируются стихи, поются романсы на стихи Александра Сергеевича. Вокальные экзерсисы артисток Женовача и тонкая ирония постановщика восторженно принимаются залом. Все пушкинско-тургеневские девушки и дамы как одна с дипломами филфака трогательно влюблены в своего кумира: и возвышенная Аврора (Екатерина Копылова), и мечта отставника Галя (Дарья Муреева), и неприступный методист Марианна Петровна (Анастасия Имамова), и шустрая учительница из Москвы Натэлла (Варвара Насонова), и, наконец, хранительница морали и музея Виктория Альбертовна (Ольга Калашникова) с миловидной девушкой Людой (Елизавета Кондакова). Кисейные барышни поют то хором, то а капелла, отдавая предпочтение, разумеется, любовной лирике поэта: «Я Вас любил» или «В крови горит огонь желанья» (музыкальное оформление Григория Гоберника). Сотрудницы музея дефилируют в старомодных шелковых платьях желтых тонов с цветочными рисунками на любой вкус, в белых носочках и лаковых туфельках. Затем они же выбегают вереницей в ночных рубашках и разноцветных шалях точно крыльях. Как трепетные Татьяны Ларины со свечами в руках.
Вчерашние выпускники гитисовского курса Сергея Женовача совсем молоды, полны задора и бесстрашия. Преодолев извечную проблему отцов и детей, они пустились в путешествие во времена своих бабушек и дедушек. А самый опытный артист СТИ Сергей Качанов передает новому поколению то, о чем все чаще забывает человек, живущий в страдательном залоге:
«Иные, лучшие, мне дороги права;
Иная, лучшая, потребна мне свобода:
Зависеть от царя, зависеть от народа —
Не все ли нам равно? Бог с ними.
Никому
Отчета не давать, себе лишь самому
Служить и угождать; для власти, для ливреи
Не гнуть ни совести, ни помыслов, ни шеи…»
Лучше не скажешь.
.60b.jpg)
