1730. Политические проекты шляхетской оппозиции

Развилки
7690 Копировать ссылку

При исследовании событий января-февраля 1730 года основное внимание, как правило, уделяется политическим проектам князя Дмитрия Михайловича Голицына и его соратников из числа членов и сторонников Верховного тайного совета. Это вполне объяснимо. Именно Верховный тайный совет и князь Голицын внутри него стали основной движущей силой 5 недель ограниченной монархии в России. Но для анализа причин их неудачи не менее важно изучить политические проекты и намерения дворянской оппозиции верховникам. Шаблонное представление заключается в том, что боясь аристократического правления старых боярских родов, прежде всего — Голицыных и Долгоруких, которые контролировали Верховный тайный совет, дворянство (точнее, как тогда говорили, «шляхетство») выступило поборником самодержавия. В реальности дело сложнее.

Шляхетское «общество» действительно сыграло ключевую роль в самодержавном перевороте 25 февраля 1730 года, но имело даже более радикальные политические требования, чем Дмитрий Голицын сотоварищи. Разумеется, речь идет не обо всем тогдашнем российском дворянстве, но о его наиболее активной части, находившейся в начале 1730 года в Москве и насчитывавшей от 500 до 1 000 человек.

Впрочем, и это тогдашнее «общество» было не однородным. Главным героем нашего материала будет наиболее заметная и многочисленная группа шляхетства, которую иностранные послы в своих донесениях называли «le parti de la Republique chez le prince Circaski» — то есть, «республиканская партия князя Черкасского». Ее идейным лидером был, судя по всему, известный историк Василий Никитич Татищев (1686-1750). Однако, он был недостаточно знатным и высокопоставленным человеком, чтобы пользоваться необходимым влиянием и авторитетом. Поэтому «лицом» кружка, выступавшим от его имени, стал князь Алексей Михайлович Черкасский (1680-1742), сенатор, тайный советник и один из богатейших людей России.

Василий Татищев происходил из старинного рода, понемногу, однако терявшего, свое значение ко времени его рождения. Он был одним из подлинных «птенцов гнезда Петрова», ревностным и в службе, и в науках. В то же время Татищев неоднократно обвинялся во взяточничестве и попадал под следствие. С одной стороны, его вклад в развитие страны совершенно неоспорим. К 1730 году он уже был основателем будущих Екатеринбурга и Перми, одним из важнейших людей в истории Урала. В дальнейшем он также станет основателем Ставрополя-на-Волге (ныне Тольятти). С другой стороны, он был человеком петровской эпохи еще и по жестокой непреклонности в своих действиях. Создавая государственные заводы, Татищев не щадил рабочих, а впоследствии, усмиряя Башкирию, сжигал заживо тех, кто, перейдя было в православие, в дальнейшем вновь вернулся в ислам. Его «История российская» стала фундаментальным трудом, на который впоследствии во многом опирался, например, Николай Карамзин.

Князь Алексей Черкасский происходил из рода черкесских князей, правителей Кабарды. Один из них выдал свою дочь, Марию Темрюковну, за Ивана Грозного — она стала второй супругой этого царя. Породнились Темрюковичи-Черкасские и с Романовыми. Современники характеризовали Алексея Черкасского, как человека умного, образованного и порядочного, но, в отличие от Татищева, очень осторожного, медлительного и пассивного. Впрочем, он хорошо зарекомендовал себя в глазах Петра Великого на посту обер-комиссара Санкт-Петербурга в 1715-1719 годах, когда он был одним из главных ответственных за возведение новой столицы России. Петр назначил его губернатором Сибири и Черкасский занимал этот пост с 1719 по 1724 годы. В качестве губернатора он отличался удивительным для того времени бескорыстием, честностью и неподкупностью. Можно, конечно, сказать, что, владея поистине гигантским состоянием, одним из крупнейших в России своего времени, князь Алексей Черкасский просто не нуждался в воровстве, однако мы видим других богачей той эпохи и они слишком часто не были столь щепетильны на государственной службе.

Именно в это время мы находим первые документальные свидетельства знакомства Черкасского и Татищева. Работавший на Урале Татищев дважды ездит по горнозаводческим делам к Черкасскому в тогдашнюю столицу Сибири Тобольск, они переписываются. Отметим, что обсуждали они вовсе не одни только деловые вопросы. Татищев дважды упомянет Черкасского в своем произведении «Сказание о звере мамонте», в котором будет рассказывать о случаях обнаружения останков этого доисторического животного. Фрагмент черепа мамонта Татищев видел в Тобольске в доме губернатора, от него же узнал и о подобной находке в одном из имений Алексея Михайловича в Нижегородской губернии. Интересно, что «Сказание о звере мамонте» письменно комментировал архиепископ новгородский Феофан Прокопович, которого мы не раз упомянем далее.

Алексей Черкасский

В дальнейшем они встретятся уже в Петербурге. Здесь и Черкасский, и Татищев, и Прокопович будут принадлежать к кругу людей, обозначаемых в исторической литературе, как «ученая дружина». Ученые и сегодня ведут дискуссии, нужно ли рассматривать «ученую дружину» как единый, весьма сплоченный кружок, или же речь идет просто об общении между собой современников-интеллектуалов. Предметом споров остается и вопрос о времени формирования «ученой дружины»: или она возникла в ходе событий 1730 года — или сложилась еще до них, в 1727-1729 годах. Не вмешиваясь в оба эти вопроса, заметим, что люди, которых принято считать центральными фигурами «ученой дружины» (а это Татищев, Феофан Прокопович (1681-1736) и Антиох Кантемир (1708-1744)) все оказались в высшей степени активными участниками событий 1730 года, равно, как и князь Черкасский. Все они выступали оппонентами Верховного тайного совета. Но можно ли на этом основании говорить, что они принадлежали к одному и тому же политическому лагерю?

Расхожее представление о событиях 1730 года подтверждает такой вывод. И Прокопович, и Татищев, и Черкасский, и Кантемир рассматриваются как единомышленники, сторонники самодержавия и приверженцы Анны Иоанновны. Но если мы вспомним, что Прокопович и Кантемир были убежденными сторонниками самодержавия, а Черкасский и Татищев, напротив, принадлежали к республиканскому крылу, то хрестоматийный подход придется поставить под сомнение.

Иная версия заключается в том, что мы имеем дело с двумя лагерями, один из которых (самодержавный) сумел перехитрить и заморочить другой (республиканский). В такой концепции Остерман, Прокопович и их эмиссары (такие, как Антиох Кантемир) сумели, в отличие от Дмитрия Голицына, войти в доверие к лидерам шляхетства и убедить Черкасского и Татищева, что от императрицы Анны ждать дальнейших политических уступок можно скорее, чем от Голицыных и Долгоруких в Верховном тайном совете. После чего просто обманули их надежды. Но верна ли и эта версия?

Чтобы проверить обе теории, нам следует обсудить два вопроса. Действительно ли Черкасский и Татищев были по своим убеждениям республиканцами — и действительно ли Прокопович и Кантемир были ревностными сторонниками самодержавия?

В 2012 году известный современный историк Сергей Польской опубликовал свою новую работу, посвященную событиям 1730 года. В Российском государственном архиве древних актов (РГАДА) он обнаружил папку с заголовком XIX века: «Рассуждение о российском и римском правительстве (из писем кн. Черкасского). Времен императрицы Анны». В папке находились три документа, записанных сходным почерком. Одним из них была черновая «Записка о высоком государственном правлении», текст которой мы приводим ниже. Второй документ был фрагментом сочинения католического теолога, а третий — записка под названием «Из начала правительства римскаго и како оное содержалось».

В «римской» записке речь шла о том, как, вместо первоначального «самодержавия», в Древнем Риме была установлена «весьма полезное государству республика», где без «общего совета» «великого собрания» о «лишении живота, чести и имения дерзнуть никто не может», поэтому «каждый человек может сказать, что как его чести, так и имения безвинны». В дальнейшем мы увидим, что такой взгляд на республику князя Черкасского и его единомышленников был отнюдь не единичным случаем для знатного шляхетства к 1730 году.

Что же касается Феофана Прокоповича, то, хотя он действительно был убежденным приверженцем абсолютной монархии, но отнюдь не считал этот вид государственного устройства единственно возможным. В 1722 году им была написана «Правда воли монаршей». Петр только что издал Указ о престолонаследии, по которому монарх имел право не передавать трон старшему наследнику по прямой мужской линии, а сам мог выбрать себе преемника. В «Правде воли монаршей» Прокопович защищал такое право императора. Для этого он проанализировал все существующие в мире формы правления: наследную и избирательную монархии, аристократию и демократию. В результате своего анализа Прокопович приходил к выводу, что наследная монархия во всех отношениях предпочтительнее избирательной, кроме одного: по наследству на трон может взойти совершенно непригодный для этого человек. Но если у монарха будет право выбирать преемника, то проблема эта, по мысли Феофана Прокоповича, решалась: «того ради устав сей есть Всероссийской Монархии аки презерватива».

Нас, однако, интересует, что написал Феофан о демократии. Процитируем весь этот абзац: «Всем известно, что не един по всем мире образ есть высочайшего правительства: но инде главные всего отечества дела управляются согласием всех жителей, яковое правительство было прежде у многих народов Еллинских, и долго пребывало у Римлян. А в наши времена есть такое правительство в Венеции, Голландии и в Польше: и сие нарицается Демократия, то есть Народодержавство». Таким образом, Прокопович не высказывал в адрес демократии никакой критики. Хотя и убежденный в преимуществе самодержавия, Феофан принимал как данность наличие разных форм правления, включая и республиканскую. Более того, он подчеркивал в своем труде, что все абсолютно все типы правления, включая и наследственную монархию, имеют в своем начале народную волю.

Василий Татищев

Эти убеждения Прокоповича отнюдь не остались только на бумаге. После того, как 25 февраля 1730 года гвардия угрозой кровопролития во дворце заставила верховников и шляхетскую оппозицию согласиться с отменой Кондиций, Феофан Прокопович справедливо полагал, что таким образом под сомнение ставится и законность всех остальных решений Верховного тайного совета — включая и само избрание на российский престол Анны Иоанновны. Поэтому он (сразу скажем, что безрезультатно) обратился к ней 26 или 27 февраля с письмом о необходимости созвать «великое собрание всех главных чинов» и проектами двух указов: о созыве такого собрания и об исследовании им обстоятельств избрания Анны на престол. Но стоп! «Великое собрание»! Не то ли самое, о котором шла речь в «римской» записке князя Черкасского?!

В результате проверки обеих гипотез мы найдём удивительную картину: республиканцы остаются республиканцами, а сторонники самодержавия сторонниками самодержавия, но дистанция между их политическими позициями далеко не так велика, как, на первый взгляд, должно было бы оказаться. Что поделаешь! Люди первой половины XVIII века не подозревали, что с нашей точки зрения им следовало бы разделиться на ясно очерченные идеологические лагеря: слева республиканцы, в центре приверженцы Верховного тайного совета и его умеренных проектов, а убежденные монархисты справа.

Кроме того, здесь нужно отметить, что смыслы, которые вкладывались тогда в слово «республика», существенно отличались от наших, сегодняшних. Республика не была оппозицией к монархии. Это было воплощение «политии» Полибия или более позднего «смешанного правления», где один, немногие и многие вместе участвовали в управлении государства. Применительно к тогдашним российским условием «одним» был монарх, «немногими» — высшая аристократия, а «многими» — «общество», под которым понималось служилое сословие, дворянство, шляхетство.

Вопрос был в соотношении власти между этими тремя составляющими. И князь Дмитрий Голицын с Верховным Тайным советом, и «республиканская партия» Черкасского — Татищева отвечали на этот вопрос по-разному, исходя прежде всего из своих интересов. Но по-разному видели желаемое соотношение сил и те западноевропейские авторы, республиканские сочинения которых были доступны в России 1730 года.

Мы можем установить примерный круг этих авторов по описям архангельской библиотеки Дмитрия Михайловича Голицына. В ней были, например, работы Никколо Макиавелли, Франческо Гвиччардини, Траяно Боккалини, а также Элджернона Сидни и еще ряда английских республиканцев XVII и начала XVIII века. Известно, что Татищев пользовался библиотекой Голицына и знал о существовании в ней, в частности, трудов Макиавелли и Бокалини.

Таким образом, политическое мышление таких разных деятелей той эпохи, как Голицын и Татищев, Черкасский и Феофан Прокопович, испытало на себе существенное влияние республиканской (или неоримской) идейной традиции, подробно исследуемой учёными Кембриджской школы, в частности — Джоном Пококом и Квентином Скиннером. Проекты разных сил, разрабатывавшиеся или выдвигавшиеся в ходе событий января и февраля 1730 года едва ли были бы возможны без этого идейного влияния, или, по крайней мере, приобрели бы без него какой-то совершенно иной вид. В свою очередь, и история неоримской традиции будет неполной без рассказа о её существовании в России, где 1730 год стал одним из наиболее заметных проявлений этого типа республиканства.

Наконец, существенное влияние на расстановку сил оказывали и иные обстоятельства. Здесь мы оставим за кадром такие житейские вещи, как обида Антиоха Кантемира на князя Дмитрия Голицына из-за его влияния на имущественный спор в семье Кантемиров. Князь Голицын выступил на стороне своего зятя, старшего брата Антиоха, и проигравший в борьбе за наследство отца поэт и будущий дипломат оказался в результате почти ни с чем, в стесненных обстоятельствах. Не будем говорить подробно и о том, что Кантемир в этот период ухаживал за дочерью Черкасского, человека баснословно богатого и не имевшего сыновей.

Нужно, однако, отметить, что все четверо были (каждый по-своему) выдвиженцами эпохи Петра Великого, людьми лично ему обязанными. Антиох Кантемир был братом одной из последних любовниц императора, Марии Кантемир, которую даже рассматривали как возможную новую супругу Петра, из-за дела об измене Екатерины I c Виллимом Монсом. Смерть Петра оборвала все надежды семьи бывших молдавских господарей на российский трон. Татищева смерть Петра застала в Швеции и он долго после этого не мог добиться необходимого финансирования для выполнения порученного ему еще Петром задания. Феофан Прокопович оказался, после восхождения на трон Петра II в очень рискованной ситуации. Ведь именно сын царевича Алексея должен был стать наследником Петра Великого после его смерти. И именно против юного Петра Алексеевича и были фактически направлены как реформа престолонаследия, так и написанная в ее поддержку «Правда воли монаршей» Прокоповича. Книга была запрещена, ее экземпляры изымались. Образованный в 1726 году Верховный тайный совет быстро оттеснил Сенат, членом которого стал по возвращении из Сибири князь Черкасский, от всех наиболее важных государственных дел.

И Прокопович, и Черкасский, и Татищев, и Кантемир видели в Верховном тайном совете, в Голицыных и Долгоруких угрозу петровской политике и себе, как приверженцам покойного императора. У власти оказались люди из старого боярства, многие из которых сочувствовали ранее царевичу Алексею и его матери (и пострадали за это — как, например, введенный в Верховный тайный совет фельдмаршал Василий Владимирович Долгорукий), ратовали за возведение на трон Петра II (как Дмитрий Голицын) и пересматривали многие из направлений петровского курса: старались сократить налоги и подати, дать купечеству спокойно и свободно торговать, уменьшить контроль государства над церковью, снизить военные расходы (достигавшие, по подсчетам Милюкова, 70% тогдашних расходов казны), вернуть столицу в Москву.

В то же время, об ограничении монархии задумывались не только в Верховном тайном совете. В ночь смерти Петра II, в Лефортовском дворце, когда Совет собрался на закрытое заседание, чтобы выбрать новую кандидатуру на трон, обер-прокурор Павел Ягужинский обращался к разным представителям семейства Долгоруких (как члену Совета Василию Лукичу, так и не входившему в него Сергею Долгорукому) с призывом к ограничению самодержавия. В первом случае: «Батюшки мои, прибавьте нам, как можно, воли!». Во втором: «Долго ли нам терпеть, что нам головы секут, теперь время думать, чтобы самовластию не быть!» И то, что уже на следующий день Ягужинский перешел на сторону самодержавия и отправил в Митаву гонца Сумарокова, обиженный на свое неучастие в важнейших обсуждениях, лишь подтверждает справедливость сразу двух наших тезисов: 1) идея ограничения произвола носилась в воздухе; 2) позиция конкретных лиц во многом определялась их личными, субъективными обстоятельствами.

О факте существования Кондиций было известно, но их точного содержания не знал почти никто за пределами Верховного тайного совета. В 20-х числах января в Москве шли слухи и перетолки. 23 января Татищев приехал к шведскому послу Дитмеру и сообщил ему, что обсуждал кое с кем шведское государственное устройство. Напомним, это было время так называемой Эры свобод в Швеции. Татищев мог видеть ограниченную монархию на практике во время своей поездки в Швецию в середине 1720-х. Возможно, там или в великолепной библиотеке Дмитрия Голицына в усадьбе Архангельское, к услугам которой Татищев прибегал, он уже знакомился с текстами шведских «форм правления» разных лет. Для княжеской библиотеки их тайно вывез из Швеции Генрих фон Фик, секретный агент Петра Великого, впоследствии ставший заместителем Голицына в Коммерц-коллегии. Эти «формы правления» XVII и XVIII веков были одним из источников вдохновения для политического творчества верховников.

Теперь же и один из лидеров зарождающейся дворянской оппозиции Татищев просил Дитмера достать их текст и был готов заплатить за эту работу. Посол, не хотевший ввязываться в российские политические интриги, выразил на словах желание помочь, тут же оговорившись, что дипломатический статус обязывает его уведомить об этом главу российской дипломатии и члена Тайного совета, барона Андрея Остермана. Смущенный Татищев забрал тогда назад свою просьбу и откланялся.

По всей видимости, вскоре после этого разговора кружок Черкасского-Татищева приступил к работе над своим первым (из известных нам) политических проектов, получившим в исторической литературе название «проект общества».


Проект общества

Ныне обществом сочиняется:

1. Сенату быть в 30 персонах, государыне президентовать и иметь 3 голоса, а Верховному тайному совету не быть.

2. Для дел малейших отлучить с переменою погодно 10 человек, а в государственных делах сообщася всем.

3. В члены выбирать в Сенат чрез балатированье, а чтобы было от одной фамилии не болше 2 человек.

4. Войску быть под военными коллегиями, а гвардии — под Сенатом.

5. Придворные чины выбрать вновь.

6. На убылые места в Сенат в члены и в коллегии в президенты и в губернаторы выбирать общества балатированьем, а Сенату к выборам не вступаться.

7. Впредь что потребно ко исправлению и к ползе государственной явитца, сочинить сейму и утвердить обществом.

8. Шляхетство в военные рядовые чины и в мастеровые чины не выбирать, а сочинить для оных особливые роты шляхецкие, а для морских — гардемарины.

9. Старшинство в наследстве детей отставить, а дать на волю родителей; у кого не станет, делить по частям.


Следующим проектом стала, судя по всему, та самая черновая записка о высоком государственном правлении, которую обнаружил в РГАДА несколько лет назад Сергей Польской.


Записка о высоком государственном правлении

Высокое государьственное правление имеет быть тако:

В начале правительствующий Сенат в котором президавать Ея Императорскому величеству и при ней <неразборчиво> несогласие и мнения <лакуна и далее темные пятна и прожженные лакуны>

то нетокмо всех могущих присудствовать обоих правительств членов созывать и вольныя объявляя требовать мнении, но взирая на важность призывать в совет и презыдентов всех коллегии, в техчайших же делех, яко о начатии войны, заключении мира, о умножении податей народных совещаться <лакуна> государственному, дабы государьственного правления множество не отягчить <неразборчиво> ради для <неразборчиво> дел другое правление <неразборчиво> сенат в <неразборчиво>ти персонах учинить <далее многочисленные лакуны или текст едва различим> Когда бы оныя <неразборчиво> двум членом по <неразборчиво> чтобы в обоих <неразборчиво> более двух не быть одной фамилии <лакуна> по которому голосы и подписъки когда спросят давать будут.

Когда все соберутся, тогда определенно сакретарь по списку воловому будет читать имена всего генералитета, как присудствующих, так и отлучных, и когда кто скажет, чтоб в кандидаты записать, то от оного имя записать, особено токмо того смотреть чтоб одной фамилии более двух в кандидаты не взбирать и когда кандидатов такое число наберется, что больше 21 того сколько надобно выбрать, дабы был <лакуна> выбрать тогда балантировать порядком з главными <лакуна> заседали и всякого бал и числъ запись <лакуна> секретарю, а когда всех перебалантируют, тогда <лакуна> число тех которые во удостоеное <лакуна> голосов положено будет и на <неразборчиво> нодлежащие чисто то написав, на роспись подписать <неразборчиво> обществу подать Ее величеству доклад <лакуна> Ея величества в правительствующий сенат <лакуна> выбранныя и о <лакуна> в оное правительство члены все те <лакуна> в правительстве <далее нижняя часть листа уничтожена огнем>

Разве бы какая времени нетерпящая нужда собрания общества требовала, кроме выбора о котором в сенате в каждое время чрез геролд мейстера в ближайших местах объявить, и собрать в совет, имеет волю токмо с неменьше было семи голосов, а при <испорчено огнем> сенатское членов не присудствовать <далее всё сильно прожжено, слова выгорели и неразличимы, нижняя часть листа полностью уничтожена огнем>


Записка, конечно, плохо сохранилась, но ее публикация очень важна, так как даже уцелевших фрагментов достаточно, чтобы определить ее место в ряду документов шляхетской оппозиции (и конкретно кружка Татищева и Черкасского) 1730 года «Проектом общества» и «Проектом большинства».

Он был разработан при следующих обстоятельствах. 2 февраля верховники в Кремле огласили подписанные Анной Иоанновной и привезенные в Москву накануне Кондиции. В зале повисла тишина, взволнованная и растерянная. В этот момент вперед выступил князь Алексей Черкасский и спросил Дмитрия Голицына и других членов Верховного тайного совета: «Каким образом впредь то правление быть имеет?» В ответ на его демарш князь Голицын предложил высшим чинам разработать и представить на рассмотрение верховников свои предложения.

Собравшись вечером 4 февраля в доме Василия Новосильцева, партия Черкасского-Татищева завершила работу над своим проектом. При этом, в процессе его подписания правила, установленные Верховным тайным советом, были кружком Черкасского — Татищева с ходу нарушены: план государственного устройства был сделан сразу в трех экземплярах, один из которых был отвезен для подписания в казармы. Обсуждение, которое должно было вестись исключительно в кругу высших чинов (например, для находившихся на военной службе — в чинах от бригадира и выше), стало действительно делом всего собравшегося в Москве тогдашнего дворянского «общества». В итоге, в Верховный тайный совет были сданы и сам проект, и 364 подписи за него. Документ вошел в историю, как «Проект 364» или «Проект большинства».


Проект большинства | Проект 364-х

Сего февраля дня при собрании в Верховном тайном совете военного и штатского генералитета по прочтении присланных от ея величества государыни императрицы за подписанием руки ея пунктов объявлено от Верховного тайного совета: ежели кто что может изобрести к лутчей ползе государству и обществу, не для собственных интересов, боясь суда божия, посоветовав по совести, предъявили, и по тому объявлению, что могли изыскать по совести к лутчей ползе государству и обществу, предъявляем ниже следующее:

1. Вначале учредить Вышняе правительства в 21 персоне.

2. Дабы оного Вышняго правительства множеством дел не отягчить, того ради для отправления протчих дел учинить Сенат во 11 персонах.

3. В Вышнее правительство и в Сенат и в губернаторы и в президенты в коллегии кандидатов выбирать и балантировать генералитету и шляхтеству, а в кандидаты более одной персоны из одной фамилии не выбирать, также и при балантированье более дву персон из одной фамилии не брать, а при балантированье быть не меньше ста персон.

4. В Вышнем правительстве и в Сенате впредь, кроме обретающихся ныне в Верховном тайном совете, более дву персон из одной фамилии не быть, щитая в обеих, как в Вышнем правительстве, так и в Сенате.

5. В важных государственных делах, также и что потребно будет впредь сочинить в дополнение уставов, принадлежащих к государственному правительству, оное сочинять и утверждать Вышнему правительству, Сенату, генералитету шляхетству общим советом.

6. Для произвождения в службу шляхетству искать лутчего способу, а далее 20 лет неволею в службе не держать, также в матросы и мастерства неволею не брать.

7. Духовенству, купечеству в квартерах и протчих трудностях, также крестьянству в податях, по разсмотрению надлежащее облехчение учинить.

8. О порядочном произвождении офицеров и салдат и о исправной заплате жалование разсмотрение учинить, чтоб на сроки могло приходить.

9. О атставке первенства в наследстве и как впредь быть, надлежащее разсмотрение учинить.

В одной из копий проекта, поступившей для подписания в казармы, содержался также следующий пункт:

10. Которые офицеры и салдаты за раны и за старостью отставлены будут от службы, а собственного своего пропитания не имеют, оным надлежит учинить рассмотрение и о награждении им пропитания.


Вероятно, именно эта приписка социального характера, а не политическая программа кружка Черкасского и Татищева, сыграла решающую роль в популярности «проекта большинства». Из 364 подписей порядка 300 были поставлены именно под копией, содержавшей эту приписку.

В случае реализации «проекта большинства» нынешние члены Верховного тайного совета оказались бы перед угрозой потери влияния в нем. В то же время верховники обратили внимание, что далеко не все знатные и высокопоставленные дворяне, присутствовавшие на оглашении Кондиций в Кремле 2 февраля, подписали «проект 364-х». Поэтому Верховный тайный совет решил принять и альтернативные мнения. Раз уж «республиканская партия» Черкасского и Татищева обратилась к дворянам офицерских рангов, было решено закрыть на это глаза и при поступлении альтернативных проектов. В общей сложности, 5 таких проектов поступило в Верховный тайный совет в следующие дни. Однако 2 проекта всё же не были приняты — из-за того, что под ними не было ни одной подписи лиц высокопоставленных.

Историки предполагают, что такое решение могло быть принято не сразу и диктовалось тем, что при учете всех собранных подписей под проектами (364 за проект Черкасского — Татищева против суммарных 59 подписей за проекты меньшинства) контраст получался слишком разительным в пользу сторонников более радикальных перемен. Учитывая только подписи людей в ранге от бригадира и выше, Верховный тайный совет получал куда более благоприятную для себя картину: 30 голосов за «проект большинства» и 20 — за альтернативные проекты.

Таким образом, мы имеем следующую картину в отношении альтернативных Черкасскому и Татищеву «проектов меньшинства»:

- проект 15 (основная альтернатива проекту 364-х, принят Верховным тайным советом, сохранился);
- проект 25 (не принят Советом, сохранился);
- проект 13 (не принят Советом, сохранился);
- проект 5 (принят Советом, не сохранился, известен по «экстракту мнений», составленному служащими Совета);
- проект Ивана Мусина-Пушкина (принят советом, не сохранился, известен по «экстракту мнений»).


ПРОЕКТЫ МЕНЬШИНСТВА

Проект 15

Сего февраля 2 дня при собрании в Верховном тайном совете военного и штацкого генералитета по прочтении подписанных от ея величества государыни императрицы пунктов приказано от Верховного тайного совета: ежели кто что может изобрести к лутчей ползе отечеству, объявили, и по тому объявлению, что могли изобрести, предлагаем ниже следующее:

1. К Верховному тайному совету к настоящим персонам, мнитца, прибавить, чтоб с прежними было от двенатцати до пятнатцети, понеже для важных дел призывано будет общество, как показано ниже в «6-м» пункте, и тогда не токмо малолюдно, но и многолюдно будет вышеписанных персон.

2. А ныне к Верховному тайному совету в прибавок и впредь на ваканцыи выбирать обществом генералитету, военному и штацкому, и шляхтеству на одну персону по три кандидата, которых, выбрав, представить Верховному тайному совету для удостоинства из них одного по их разсмотрению, как изволят за благо разсудить, выбором голосами или балтированием их Верховного тайного совета.

3. Или выбрав в Верховном тайном совете трех персон, и из тех трех персон балтировать генералитету, военному и шляхетству не менее семидесят персон, в которых бы одной фамилии более дву персон не было, а которые будут выбирать в кандидаты, тем бы не балтировать, а для балтированья выбрать бы других таким же образом, толко б было не мене вышеозначенного числа.

4. В Сенате, мнитца, быть одиннатцети персонам, а выбор в Сенат и в презыденты калежские и в губернаторы предаетца в волю и разсмотрение Верховного тайного совета или балтировать генералитету и шляхетству, а прибавить бы в Сенат для того, чтоб из них, по силе прежних указов, повелено было для смотрения над губернаторами и воеводами ездить по губерниям, по колку человек за благо разсуждено будет.

5. В кандидатах из одной фамилии более одной персоны не быть.

6. Что потребно будет впредь сочинить в дополнение уставов, принадлежащих к государственному правлению, или какие дела касатца будут к государственной и общей ползе, оные сочинять и утверждать Верховному тайному совету, Сенату, генералитету и шляхетству общим советом.

7. Для произвождения в службу шляхетству искать лутчего способу и положить время, до коликих лет в службе быть, також в матрозы и мастерства неволею не брать.

8. Шляхетству, духовенству, купечеству и протчим, всякому по состоянию их учинить удоволствие, в чем возможно, понеже от того зависит целость и постоянство правления, тож крестьянству в податях по разсмотрению надлежащее облехчение.

9. О порядочном произвождениии афицеров и салдат и о исправной заплате жалованья разсмотрение учинить, чтоб на сроки могло приходить.

10. А о наследстве в недвижимом и о последнем в фамилии, как впредь быть, надлежащее разсмотрение учинить.

11. А о разиденцыи желаем, чтоб для общей ползы была в Москве.

12. На всё вышеписанное, ежели за потребно от Верховного тайного совета разсуждено будет, покорно просим изходатайствовать соизволение от ея императорского величества.


Проект 25

Сего февраля в день при собрании Тайного верховного совета по прочтении присланных от ея императорского величества за подписанием руки ея величества пунктов от Верховного тайнаго совета объявлено: ежели кто может изобрести к лутчей ползе отечеству, объявили б, и по тому объявлению, что могли изобрести, по совести предлагаем следующее:

1. К Верховному тайному совету к настоящим персонам, мнится, прибавить, чтоб с прежними было 16 персон, понеже для важных дел призывано будет общество, как показано ниже в 10-м пункте.

2. А ныне к Верховному тайному совету в прибавок и впредь на ваканции выбирать обществом, чтоб было в собрании не меньше ста персон, а имянно: генералитету, военнаго и штатского, и шляхтетства, а балатировать, окромя тех, которые будут выбирать, толиким же числом, как в сем пункте значит, и на одну персону выбирать толиким же числом, как в сем пункте значит, и на одну персону выбирать по три кандидата, которых, выбалатировав, представить в Верховном тайном совете для определения из них одного ея императорскому величеству.

3. А оные вновь выбалатированные персоны хотя и будут присудствовать, а явных заслуг ко отечеству впредь не покажут, то оным рангов и жалованья против ныне присудствующих, мнитца, не давать, а иметь им ранги и жалованья прежние, в которых они выбалатированы, а когда покажут ко отечеству службы, тогда по заслугам и награждены быть имеют, а при выборе и при балатированье более дву персон из одной фамилии не быть, а которые будут выбраны в кандидаты, и ис тех из одной фамилии более одной персоны в кандидатех не быть, а которых фамилей выбраны будут кондидаты, тем фамилиям при балатировании не быть.

4. В Сенате мнится быть с настоящими 21 персона, чтоб Верховнаго тайнаго совета множеством дел не отягчить, и свободно, по болшой части голосов, решить дела, и для смотрения быть однажды в каждом году по губерниям всяких ко исправлению государственных и челобитчиковых дел, и новоприбавочных в кандидаты выбирать и балатировать, и рангами и жалованьем быть, пока заслужат, по-прежнему, и по заслугам награждать и представлять для определения как сенаторов, так губернаторов и президентов коллежских, против 2-го и 3-го пунктов.

5. В коллежские вице-президенты и воеводы и протчие гражданские чины выбирать и балатировать обществом, как показано во 2-м и 3-м пунктах, не менше 50 персон и по балатировании для определения представить Высокому Сенату, так же и в протчем чинить против 4-го пункта.

6. О наследствии в недвижимом и последнем в фамилии, как впредь быть, надлежащее разсмотрение учинить.

7. О порядочном произвождении афицеров и салдат и о исправной заплате жалованьем разсмотрение учинить, чтоб на сроки могло приходить.

8. Шляхетству, духовенству, купечеству и протчим, всякому по состоянии их, учинить удоволствие, в чем возможно, понеже от того зависит целость правления, також и крестьянству в податях разсмотрение и надлежащее облехчение.

9. Для произвождения в службу шляхетству искать лутчага способа и положить время, до каких лет в службе быть, также в матросы и в мастерства неволею не брать.

10. Что потребно впредь сочинить в дополнение уставов, принадлежащих к государственному правителству, или какие дела касатца будут к государству и общей ползе, оные сочинить и утверждать Верховному правителству и шляхетству общим советом.


Проект 13

1. Касательно до заседающих ныне в Тайном совете персон, надлежит оный настолько умножить, чтобы состоял не менее чем из 15 членов.

2. Дабы помянутый Совет делами обременен не был, надлежит для решения прочих дел и яко верховный апелляционный суд по гражданским тяжбам учредить Сенат, состоящий из 11 персон.

3. В Верховном тайном совете, также и в Сенате не должно быть более двух персон от единой фамилии, включая ныне там заседающих.

4. Для нынешнего укрепления верховного правления и для будущего занятия убылых мест, как в Сенате, так и губернаторов и президентов коллегий, надлежит генералитету сообща со шляхетством через балатирование выбирать трех кандидатов на каждую вакансию и представлять оных Верховному тайному совету, которых из них на убылые места соблаговолит определить, подобно как в прочих вольных государствах имеют обыкновение поступать.

5. В статской службе нельзя одному человеку более одного места занимать, дабы в отправлении дел остановки не было.

6. Собраниям, в коих станут кандидатов баллотировать либо новые установления сочинять, надлежит состоять не менее чем из 80 персон, а среди оных не более двух от одной фамилии. Также надлежит представлять от одной фамилии не более одного кандидата.

7. Ежели впредь надобно будет новые законы учредить в пополнение касающихся государственного правления установлений или случится какое дело, до государства и до общего интереса принадлежащее, надлежит оные сочинять и утверждать Верховному тайному совету, Сенату, генералитету и шляхетству с общего согласия.

8. А понеже при многих случаях надлежит шляхетство созывать, то надобно различать старое и новое дворянство, как и в прочих вольных государствах заведено. Также надлежит рассудить наилучшим образом, как шляхетство в военной службе употреблять, и определить твердое число лет, сколь долго на море и суше каждый служить повинен. В ремеслах же и прочих низких должностях употреблять шляхетство не подобает.

9. Духовенство, купечество и всех прочих следует сколь возможно по их состоянию удовольствовать, понеже от того благосостояние отечества и постоянство правления зависят. Равным образом и крестьянству надобно в податях послабление, какое благоусмотрено будет, сделать.

10. Также надлежит рассмотреть надлежащее произвождение офицеров и солдат и исправную им выплату, дабы жалованье на установленные сроки приходилось.

11. И о том рассудить следует, как впредь поступать в наследовании недвижимых имений и с последним в роду.


Приведем также выдержку из «экстракта мнений», составленного для Верховного тайного совета, по которой мы можем судить о недошедших до нас проектах 5-ти и Мусина-Пушкина:

«В третьем мнении графа Ивана Алексеевича Мусина-Пушкина:

К правлению государственному надлежит прибавить членов, а выбрать оных общим советом ис фамилных и генералитета и из знатного шляхетства, и во оном государственном правлении не быть более двух персон одного рода.

В 4-м мнении, под которым подписались брегадиров 2, статцких того ранга 2, маеор 1, итого 5 человек:

Чтоб в Верховной тайной совет к присудствующим ныне, мнитца, надлежит прибавить несколко персон, дабы оной состоял от 12 до 15 особ. Ежели кто из оных заболит или отлучитца, чтоб от того в правлении замедления за малолюдством не было.»

Таким образом, все представленные проекты занимали по спорным вопросам (численность Верховного тайного совета и Сената, представительство при выборах на освобождающиеся места в этих органах) компромиссные промежуточные позиции между «проектом большинства» и проектами самого Верховного тайного совета.

Но это не значит, что их подписанты в меньшей степени были настроены против самодержавия. Среди них также находились сторонники не только ограничения власти монарха, но и учреждения республики. Например, генерал-аншеф (что равно генералу армии в нынешних вооруженных силах России) Михаил Матюшкин, заслуженный боевой ветеран войн Петра I, говорил о себе и своих родных, по воспоминаниям современников, что «он де италианец» и «мы де с фамилией своей републику любим». Матюшкин подписал «проект 15-ти».

О симпатиях к республике говорил и сын графа Ивана Мусина-Пушкина Епафродит, но он, вместе с братом Платоном, поддержал проект Черкасского и Татищева («хорошо б де, кабы баланс у нас был»). Вообще, если генерал Матюшкин питал симпатии к Италии, древней или современной, то в семье Ивана Мусина-Пушкина еще с конца XVII века детям давали имена, связанные с мифологией, философией и историей Древней Греции и эллинистических государств: Апполос, Епафродит, Платон, Александр, Клеопатра…

Благодаря сохранившимся проектам мы видим и перечень наиболее острых социальных проблем, волновавших в это время дворянство. Среди них:

- запрет Петра на раздел поместий при передаче по наследству, означавший безземельность и нищету всех сыновей, кроме старшего;
- обязательная пожизненная служба дворян — своего рода аналог крепостного права;
- начало службы рядовыми солдатами и матросами, отправка дворян в мастеровые;
- несвоевременность (несмотря на гигантские военные расходы) выплаты жалованья офицерам и солдатам;
- высокие подати для иных сословий.

В последующие дни Верховный тайный совет, вынужденно отвлекаясь на текущие дела по управлению государством, а также похороны Петра II и торжественную встречу Анны Иоанновны в Москве, обсуждал поправки в свои проекты, содержащие уступки пожеланиям шляхетства. Сохранившиеся изменения в «форме правления» (так называемая «Конституция верховников») показывают готовность Совета согласиться с наиболее компромиссными предложениями из «проектов меньшинства»: довести численность Сената до 11 человек, а самого Совета — до 12, закрепить половину мест за представителями менее знатных родов и так далее.

Среди приветстовавших Анну Иоанновну по ее прибытию в село Всехсвятское под Москвой был и князь Черкасский. В последующие дни его жена Мария (урожденная Трубецкая) была одной из связных между императрицей и противниками Верховного тайного совета.

По некоторым, не до конца подтвержденным сведениям, 23 или 24 февраля с оппонентами из шляхетства (включая и Черкасского) могли встречаться князь Голицын и другие члены Верховного тайного совета. Однако параллельно по Москве ходили слухи о подготовке Советом арестов. Якобы Черкасский и другие должны были повторить судьбу Ягужинского, арестованного верховниками при оглашении Кондиций за двойную политическую игру с отправкой к Анне Иоанновне в Митаву гонца Сумарокова, которого удалось перехватить и задержать комиссарам Совета.

В итоге, Черкасский и его соратники сделали роковой для успеха своей политической программы выбор в пользу союза с Остерманом, Прокоповичем, Кантемиром и другими поборниками самодержавия. Вечером 24 февраля в Москве проходили сразу два тайных собрания дворянства. Одно в доме князя Барятинского на Моховой, второе в доме князя Черкасского на Никольской. Между собраниями перемещались связные — Кантемир и Татищев. В итоге был согласован текст обращения к императрице.

Императрица с самого приезда в Москву постепенно старалась вернуть контроль над гвардией, которая была основной военной силой в столице. Еще 12 февраля в селе Всехсвятском она, вопреки Кондициям, объявила себя полковником Преображенского полка и капитаном кавалергардов (то бишь, конной гвардии). В этот и последующие дни гвардейцы получали разнообразные пожалования и поднесения от императрицы. Не менее важным для гвардейских офицеров было и то, что их статус, влияние и возможности как личной охраны монарха и его доверенных порученцев напрямую зависели от полноты власти этого самого монарха. К тому же, майором Преображенского полка был родственник и приверженец императрицы Семен Салтыков. Он и поручил командовать караулами в Кремле 25 февраля лояльному противникам Верховного тайного совета офицеру Альбрехту.

На следующий день, взволнованные и несколько напуганные, десятки челобитчиков по одиночке как бы случайно сошлись в Кремль и там, собравшись в депутацию, потребовали встречи с императрицей. На ней Василий Татищев зачитал императрице прошение. Известны две версии его текста, совпадающие по существу. Мы выбрали для публикации ту, которая известна по найденной в отечественных архивах копии, а не ту, которую воспроизводит в своих записках испанский посол герцог де Лирия, лично 25 февраля в Кремле при оглашении обращения не присутствовавший.


Первая челобитная 25 февраля

Всепресветлейшая всемилостивейшая государыня императрица!

Хотя волею всевысшего царя согласным соизволением всего народа единодушно ваше величество на престол империи Российской возведена, ваше же императорское величество, в показание вашей ко всему государству милости, изволили, представленные от Верховного совета пункты подписать, за которые ваше милостивное намерение всенижайше рабски благодарствуем, и не только мы, но и вечно наследники имени вашему бессмертное благодарение и почитание воздавать сердцем и устами причину имеют; однако же, всемилостивейшая государыня, в некоторых обстоятельствах тех пунктов находятся сумнительства такие, что большая часть народа состоит в страхе предбудущего беспокойства, из которого только неприятелем Отечества нашего польза быть может, и хотя мы, с благорассудным рассмотрением написав на оные наше мнение, с подобающей честью и смирением Верховному тайному совету представили, прося, чтобы изволили для пользы правления государственного форму учредить, однако же, всемилостивейшая государыня, они еще о том не рассудили, а от многих и мнений подписанных не принято, а объявлено, что того без воли вашего императорского величества учинить невозможно.

Мы же, ведая вашего императорского величества природное человеколюбие и склонность к показанию всему империю милости, всепокорно нижайше вашего величества просим, дабы всемилостивейше по поданным от нас и прочих мнениям соизволили собраться всему генералитету, офицерам и шляхетству по одному или по два от фамилий, рассмотреть и все обстоятельства исследовать, согласным мнением по большим голосам форму правления государственного сочинить и вашему величеству ко утверждению представить.

Напротив же тому, всепокорно нижайше желаем и обещаем всякую верность и надлежащую пользу персоне вашего величества изыскивать и яко сущую всего Отечества мать почитать и прославлять во веки бессмерные будем.

И хотя к сему прошению не многие подписались, понеже собою собраться для подписки опасны, а согласуют большая часть, чему свидетельствуют подписанные от многих мнений, о которых выше показано, что иные еще и не приняты.


Анна Иоанновна была смущена. Ей обещали представить прошение о принятии на себя самодержавия, а вместо этого предложили по сути созыв Учредительного собрания, которое могло прийти к бог весть каким решениям. По настоянию своей старшей сестры, герцогини Мекленбургской Екатерины Иоанновны, быстрее оценившей ситуацию, императрица всё же подписала прошение и предложила собравшемуся дворянству тут же и провести собрание в одном из залов Кремля. Сама она удалилась в другое помещение на обед, забрав с собой и членов Верховного тайного совета — тем самым не давая им вмешаться в происходящий переворот.

Дворянство собралось на свое совещание, но тут ловушка захлопнулась для них самих. Они, согласно этикету и рассчитывая на поддержку гвардии, пришли в Кремль безоружными. Теперь гвардия окружила дворец, затем вошла в него и громко требовала восстановить самодержавие, угрожая выбросить из окон всех противников императрицы, а их головы насадить на свои шпаги.

«За опасностью» было составлено второе прошение — теперь о принятии самодержавия. В нем удалось сохранить ряд пунктов из самого первого документа Черкасского и Татищева («проекта общества»): об уничтожении Верховного тайного совета и восстановлении значения Сената; о выборах на освобождающиеся места в Сенат, губернаторы и президенты коллегий. В прошении также упоминались облегчение податей и установление формы правления (подразумевались те самые «непременные законы», которые спустя десятилетия будет предлагать Екатерине и Павлу Никита Иванович Панин). Подписи собравшихся в Кремле дворян, как отмечают в своей книге о событиях 1730 года историки Игорь Курукин и Алексей Плотников, перемежаются подписями групп гвардейцев, причем — не находившихся в этот день в карауле, то есть специально призванными в Кремль для проведения переворота.

Императрица приняла прошение, но подписывать его уже не стала: самодержица не заключает договоренностей подданными. Она приказала принести Кондиции и разорвала ранее клятвенно взятые на себя обязательства. Верховный тайный совет был упразднен, Сенат восстановлен. В остальном Анна Иоанновна старалась удовлетворить материальные запросы дворянства, не предоставляя ему политических прав и гарантий от произвола.

Видимо, в это время князь Черкасский и постарается сжечь оставшиеся у него документы — следы политического творчества его кружка. В том числе — и дошедшую до наших дней в наполовину обгоревшем виде «Записку о высоком государственном правлении». Татищев, также понимая шаткость положения челобитчиков 25 февраля, создает в конце 1730 года уникальный самооправдательный документ под названием «Произвольное и согласное рассуждение и мнение собравшегося шляхетства русского о правлении государственном». В нем он, задним числом корректируя свои проекты начала 1730 года, создает сложную и противоречивую смесь из республиканских и монархических идей. Он пишет, например, что попытки ограничить власть императрицы были связаны с попыткой помочь ей в военных и морских делах, в которых Анна неопытна в силу своего женского пола. Невольно Татищев создал этим документом путаницу и для историков, вплоть до XX века принимавших его за реальный проект, созданный в январе-феврале 1730 года.

Поначалу, впрочем, для Татищева и его соратников всё обошлось. Приверженцы Петра и его реформ стали наравне со служилыми немцами одной из главных опор Анны Иоанновны и в перевороте 25 февраля и в последующем правлении. Судьба осторожного князя Алексея Черкасского и вовсе сложилась весьма благополучно: он получил щедрые пожалования, стал одним из трех кабинет-министров, а уже после смерти императрицы занял в последние два года своей жизни высший в Империи пост канцлера. Огромное влияние приобрел Феофан Прокопович, использовав его для преследований своих оппонентов, как внутри православной церкви, так и вне ее. Уехал посланником (в Лондон, а затем в Париж) Антиох Кантемир. Но реформаторские стремления продолжали воодушевлять многих людей круга «ученой дружины». Они сплотились вокруг Артемия Волынского. (1689 — 1740). Свояк Черкасского и племянник Семена Салтыкова, он, в отличие от этих своих покровителей, не был медлительно-пассивен и не хотел быть просто ревностным служакой. В январе-феврале 1730 года Волынский занимал пост казанского губернатора и в столичных событиях участия не принимал. Однако через 10 лет, при аресте, в его бумагах будет найдена копия «проекта 364-х». Волынский был сторонником самодержавия, но разрабатывал проекты совершенствования государственного механизма и привлечения к этому процессу верного монарху дворянства. Став кабинет-министром, он решил попытаться отодвинуть от власти лидера «немецкой партии», практически непотопляемого Остермана и даже самого Бирона, всесильного фаворита Анны Иоанновны.

Он жестоко поплатился за это: незадолго до смерти императрицы Анны его арестовали, использовав как повод многочисленные злоупотребления, и в дальнейшем казнили. Вместе с ним были подвергнуты пыткам, а затем казнены или сосланы члены его кружка. Среди них были, например, подписант «проекта 364-х» Платон Мусин-Пушкин и Юрий Кологривов, которому он писал о своих республиканских взглядах. Кологривов учился вместе с Татищевым в Италии и, в свою очередь, был учителем еще одного репрессированного, архитектора Еропкина. Вместе с Волынским и Еропкиным казнили и Андрея Хрущёва, сотрудника Татищева по управлению заводами Урала и Сибири и подписанта его «проекта 364-х». Сам Татищев был в очередной раз за время правления Анны отдан под суд и в этом случае не отделался легко. Его арестовали, а затем приговорили к лишению всех чинов.

Василий Татищев и его выжившие соратники дождались возвращения себе милости после очередного государственного переворота. В конце 1741 года годовалого Ивана VI свергла с престола дочь Петра Великого Елизавета. Однако «петровская» партия Черкасского и Татищева уже не пыталась определять политический курс. Равно как и отказавшийся от максимализма ее республиканских мечтаний кружок Волынского. В нем право дворянства на активное и сознательное участие в решении политических вопросов пытались скрестить с верностью сильной фигуре на троне и с полновластием этого человека. Разумеется, произвол властителя считали нужным для осуществления очередных «жестоких, непопулярных, но необходимых стране реформ». Однако эта политическая программа, отчасти похожая на чаяния некоторых младореформаторов 1990-х, оказалась еще большей утопией.