Когда идешь на пьесу с историческим названием, написанную современным автором, да еще поставленную в Центре имени В. Мейерхольда, то меньше всего ожидаешь хоть какой-нибудь исторической правды. А зря. В пьесе Саши Денисовой «Сфорца» из истории Милана середины XV века, поставленной недавно Алексеем Жеребцовым, историческая добросовестность и чувствуется, и обыгрывается, и иронически приправляется современными шуточками, словечками, пародийными элементами, гротеском.
А почему бы и нет. Пародия, карнавал, ряженые — самые что ни есть краеугольные камни культуры, итальянской — тем более. И современному зрителю все это знакомо, ожидаемо и желаемо. Поэтому когда об осаде Милана войском молодого Сфорца рассказывают, как в современных новостях («В эфире ломбардские новости»), когда дикторы скороговоркой с характерной интонацией и таращением глаз говорят о «зверствах» Сфорцы, а о приказе своего герцога Висконти стрелять по взятым в плен землякам-ломбардцам молчат, то такой прием проходит на ура. Какая, в сущности, разница, как это представлять: пропаганда, жестокость по отношению к своим, уверенность, что на войне все средства хороши, — от века к веку не меняется.
Зрители благодарно реагируют на все намеки, легко ловят их. Но «Сфорца» — не публицистический памфлет на современность, расцвеченный историческими красками. Это попытка драматурга освоить исторический материал — тем более такой благодатный и так подходящий к сегодняшнему моменту, который в чем-то перекликается с Возрождением. Тогда тоже разрабатывали «новые технологии», пересматривали тысячелетнюю средневековую мораль, рвались к свободе. И в то же время — были накрепко связаны со средневековьем, верой в духов, желанием с помощью новых карт таро и эликсиров заглянуть в будущее, а «кадровые вопросы» предпочитали решать старым испытанным способом — ядом, огнем и мечом. Конечно, любая переломная эпоха несет в себе такую двойственность, и современная публика, видя эти аналогии, убеждается в этом. Споры о власти, о роли народа, о будущем всегда велись примерно в одной парадигме — в какие бы костюмы при этом ни рядились герои.
Сфорца, молодой человек, «низкородный низкород», по-новому понимающий жизнь, не верящий ни в духов, ни в предсказания, а только в то, что человек есть мера всех вещей, о чем он прочитал у Протагора, спорит о демократии с Висконти, природным владетельным герцогом миланским. Александр Усердин играет его в первом действии вальяжным, уверенным в себе правителем, которого, правда, несколько смущает вещий сон относительно скорого конца, но можно ведь принять меры, запретить что-нибудь. Слова или, скажем, птиц, или камни — как это он уже сделал однажды. И ведь помогло! Во втором действии, когда начинается война, удобный распахнутый халат сменяется на неизменный в этих случаях защитный френч, лицо становится жестким, непроницаемым, речь отрывистой и резкой. Тут уж не до споров о замужестве дочери или о природе власти — тут проявляется истинное лицо властителя-тирана.
Он запер себя и своих поданных в узости своей земли, убежден в превосходстве ломбардцев над всякой Флоренцией, Венецией, их культурой, «их Данте и Донателло», чуждыми и опасными ценностями, словами типа «гуманизм», «Возрождение». Монолог Висконти о силе ломбардской идеи — абсолютный хит спектакля, это матрица любого национального сознания, стремящегося замкнуться в себе. И все очевидные аналогии и совпадения — не случайны. Висконти с убежденностью тирана в своей правоте обращается к служанке как к арбитру, как к человеку из народа. Она страстно и искренне любит тираническую власть герцога, он уверен, она сделает правильный выбор. И она делает. Со времен противостояния Сфорца и Висконти или шварцевского «Дракона» ничего не изменилось. Народ любит свою власть и находит для нее любые оправдания.
Умный, ироничный Сфорца (Андрей Смирнов) поначалу кажется настоящей альтернативой Висконти. Он убедительно и страстно пытается доказать, что без демократии нет движения вперед; он мгновенно оценивает взбалмошную и обаятельную миланскую принцессу, влюбляется в нее, побеждает ее в любовном споре не хуже, чем в «Укрощении строптивой»: «Я тебя убью» — кричит Бьянка. — «Я тоже тебя люблю», — спокойно отвечает он. Но при этом в этом «новом» герое не меньше темного и тиранического, чем в Висконти. Он готов разрушить миланский замок как мрачное гнездо врагов («мы построим новый»), безжалостно убить всех, кого любит принцесса Бьянка, — и все из желания достичь своих целей. Тут уж не до демократии — тут соблазн власти, одинаково сильный и опасный во все времена и для любых убеждений. А куда уж там пойдет развитие, кто будет матери-истории более ценен — Сфорца или Висконти — это еще большой вопрос. К слову, замок в Милане Сфорца действительно построил, его украшал Леонардо, а зубчатые стены (трижды в спектакле произносят это слово, и трижды — с неправильным ударением!!) взял за образец Аристотель Фиорованти и точно такие же сделал в московском Кремле. Так что преемственность — и не только в зубцах — налицо!
Другие герои тоже полны этой двойственности. Художник Бонифаччо, изобретающий бомбарды, крылья, ищущий новые формы в искусстве (ставит Бьянку на шар, заставляет поднять руки, сам садится на куб — и публика благодарна за это подмигивание), разочарован, что все это никому в родном Милане не нужно и с готовностью продает свои чертежи пушек Сфорца. Мало ли, что он будет использовать метательное оружие против миланцев же, — зато хоть кому-то сгодится его изобретение! Естественно, все это становится известно. Незамедлительно следует обвинение в государственной измене, арест — и гения Возрождения ждал бы костер, если бы не самопожертвование его учителя. А не надо помогать врагу и ставить свои индивидуальные интересы выше государственных! Предатель — предатель и есть, будь ты почти Леонардо — в примитивной логике власти не откажешь!
Пьеса как раз про это — про невозможность отделить черную фасоль от белой. При всей схематичности конфликта и персонажей Денисовой удалось показать и сложность характеров, и глубину, и непредсказуемость человека. Жена герцога, отставленная, мучащаяся ревностью (герцог давно живет с любовницей, незаконнорожденную дочь считая принцессой и наследницей), утонченная, рыжая, коварная, с набором ядов — чуть что, она готова отравить любого (ну, в ядах итальянки знают толк!), изломанная до гротеска — актрисе Арине Маракулиной этот образ очень удается. Но в конце пьесы то ли в безумии, то ли в воображении она ждет на ужин своего первого мужа, отца ее сына, — и он приходит в образе черного ворона. И гротесковость исчезает — появляется несчастная одинокая женщина, никого не любившая, кроме него. Она готовит отравленное вино, сама выпивает бокал — и открывает череду смертей, без которой не творится никакая история.
Ее сопернице Аньез (Мария Маркова) не достается такого монолога. Она была бы интересна в образе интеллектуалки-интриганки, настаивающей, чтобы герцог, в конце концов, избавился от опостылевшей жены, ее реплики — яркие, броские, но неожиданный готический монолог герцогини Беатриче делает ее полнокровным персонажем, а Аньез остается эпизодическим персонажем.
Бьянка (Инна Сухорецкая) — настоящая принцесса, своенравная, смешная, капризная, желающая настоять на своем, топающая ножкой, но понимающая, что есть долг наследницы, дочери, — она готова сначала принять волю отца и обручиться со сводным братом, чтобы укрепить власть Висконти. И. Сухорецкая играет как раз такую девочку, иногда превращающуюся в деву-воительницу. Ее подростковая порывистость, смущение, детская вера в единорога и желание все поверить книгами, разумом; ее желание увидеть мир — и умереть, потому что невозможно жить в мире, где жестоки все: и отец, и возлюбленный — все это отлично удается актрисе. На этом соединении детской наивности и желания разобраться в сложных взрослых вещах была построена роль Алисы («Алиса и государство»), которую с успехом играет молодая актриса. Теперь задача усложнилась: вместо «служебной» роли Алисы, которая бродит по лабиринтам государства, надо сыграть чувство, радость, что наконец-то пришла любовь и нежелание в этом признаться. И. Сухорецкая делает это безыскусно, естественно и очень чисто.
Режиссер Алексей Жеребцов, художник-постановщик Александр Арефьев и художник по костюмам Мария Чернышева точно поняли замысел пьесы Саши Денисовой, соединяющей схематизм восприятия современного зрителя, исторически точные детали и желание за иронией, ерничаем обозначить векторы исторических процессов, пронизывающих толщу времен. Костюмы героев с узнаваемыми возрожденческими элементами соседствуют с грубыми современными ботинками или головными уборами — как с авангардного модного показа. Время от времени зал сотрясают рок-композиции: Бонифаччо изобрел «металлическую лютню», и Сфорца с ним вдохновенно врезают громогласный «металл». Сцена заполнена кубами и блоками — из них получается то стол и сиденья, то громоздится миланский кремль. А из того кремля героям то под воздействием чудодейственных растворов, изменяющих сознание, то силой карт таро, тоже изобретенных для потехи семьи герцога, видится «далекий красный город», «красная площадь с катком и деревом посередине», «красные ворота», куда мчатся под землей, почти в аду, огненные экипажи и где звучит зловещее предостережение: «Осторожно! Двери закрываются!». И это смешно только сначала, потом — как-то нет. Денисовой хорошо удается это остранение – привычный мир под новым углом зрения вызывает если не ужас, то оторопь.
Этот новый угол зрения, желание придать привычным образам нечто новое — прием, который хорошо использует драматург. Недавно мы постигали основы институционализма, государственных и экономических понятий, социальных типов, новых героев с помощью безотказно работающей «Алисы» («Алиса и государство»). Денисова сумела из лекций ученого-экономиста Александра Аузана сделать замечательное представление — просветительски-поучительное, с гражданским звучанием, и при этом смешное, местами трогательное до слез.
Теперь вот герои эпохи Возрождения отражаются в современных персонажах. И чем все это кончится, кто будет строить новый замок на месте старого, кем будет современный Сфорца — большой вопрос. Но черты его, вероятно, будут иметь нечто общее с тем, кто разрушил старый миланский кремль, чтобы построить новый.
.60b.jpg)
